Книга Священник в 1839 году - Жюль Верн

Старая церковь Святого Николая[1]в Нанте.[2]— Великопостная проповедь. — Трагедия. — Проповедник так и не появился. — Чудесное спасение. — Колдунья.

Вечером 12 марта 1839 года надтреснутый голос колокола старой церкви Святого Николая призывал верующих на проповедь по случаю начала поста.[3]Именно об этом времени года сказано:

Siquis sacrum quadragesimale jejunum despectu Christianitatis contempserit et carnem comederit, morte moriatur, sed tamen consideratur a sacerdote ne forte causa necessitatis hoc cuilibet proveniat et carnem comedat.[4]

Ждали знаменитого проповедника.[5]Народу собралась тьма. Желающие увидеть и услышать заезжую знаменитость стекались к церкви со всей округи.

История храма Святого Николая уходила в глубь веков. Время не пощадило здание. Оно обветшало, покосилось. Одна колонна, мощная, громоздкая, напоминала ногу исполинского слона. Другая, напротив, тонюсенькая и с виду хлипкая, — костлявую руку. И так во всем.

За массивным каменным сводом виднелся второй, деревянный, украшенный множеством резных скульптур. Вот — голова громадного монстра[6]с приплюснутым носом, разинутым клыкастым ртом и взлохмаченными волосами. А вот — лицо херувима:[7]он напуган видом монстра и плачет от страха.

На всем — печать тлена и забвения. А ведь когда-то храмовый колокол славился далеко за границами города. Что и говорить — царь-колокол. Однако все проходит: прошли и дни его величия. Нынче хриплый, трескучий голос колокола раздается лишь в самых редких случаях, в таких, например, как сегодня.

День и, правда, был не совсем обычный. Медленно раскачиваясь, колокол глухо кряхтел и ухал, а добропорядочные буржуа останавливались возле колокольни и внимательно вслушивались в колокольный звон, который разносился над полями и крышами домов, призывая и призывая прихожан.

Толпа росла: мужчины, женщины, дети, отцы семейства и почтенные матроны,[8]застенчивые девицы и ребятня. Тут же карманные воришки, проститутки. Когда же им еще раздолье, как не в такой день? Среди тысячной толпы всегда найдется чем поживиться.

В церкви становилось тесновато. А все из-за пронесшегося слуха: из святых мест возвращается некий проповедник. Обещали, что он расскажет о необыкновенных чудесах Святой земли.[9]Что может быть занимательнее таких рассказов? Что может быть интереснее для обывателей, не понаслышке знающих о скуке?

Однако долгожданного гостя в городе никто в глаза не видел. О нем только слышали. Поговаривали, будто он святой. А это куда как любопытно! Редко сто упустит возможность побывать на таком спектакле (заметим — на бесплатном спектакле).

Счастливцы, пришедшие первыми и успевшие получить лучшие места, теперь томились в ожидании и старались занять друг друга разговорами.

— Как это, должно быть, чудесно — совершить паломничество[10]в Палестину,[11]ко Гробу Господню, — говорил Мишель Рандо своему приятелю Гюставу Десперье.

— Это точно! Всегда мечтал о таком путешествии. Но, думаю, вряд ли доживу до счастливого дня.

— Ну, хоть послушаем. Согласись, проповедник, решивший сделать у нас непредвиденную остановку, заслуживает всяческой похвалы. Мне, например, страсть как хочется поскорее взглянуть на него. Только что-то он не спешит удовлетворить наше любопытство. Судя по всему, придется порядком помучиться в духоте.

— Верно! Хлопотали, суетились, пришли заранее. Места-то у нас, конечно, хорошие, но из толпы уж теперь не выбраться. Тесно и душно… А ты случайно не знаешь, почему проповедь решили устроить именно в этом храме?

— Не имею ни малейшего понятия. — Мишель Рандо пожал плечами. — Жюль Деге, как обычно, опаздывает, а держать для него место все труднее. Смотри, как напирают!

— Насколько я успел заметить, Жюль не слишком ревностно посещает церковь. Вероятно, ему просто-напросто невдомек, что здесь обычно бывает. Деге ведет развеселую жизнь… Ох, сколько народу! Того и гляди, на голову сядут.