Книга Вспышка нежности - Маргарет Уэй

Отец Даны гордо шел через расступавшуюся перед ним толпу, крепко держа дочь за локоть. В посадке его головы и выдающемся вперед подбородке, безупречная классическая форма которого смотрелась нелепо на грубом мрачном лице, угадывалось обостренное чувство собственного достоинства, даже высокомерие. Такая же гордость чувствовалась в высоко поднятой белокурой головке его дочери и в ее угрожающе сверкавших удлиненных янтарных глазах, ясных и прекрасных под темными дугообразными бровями. Подбородок у Даны был такой же, как у ее отца, и являлся единственным очевидным свидетельством их родства.

Как только они приблизились к бальному залу, стоявшая у дверей небольшая группа людей тут же разошлась. На лице каждого из них были написаны тревога и отвращение. Дана, задохнувшись от негодования, быстро бросила взгляд на отца. Строгие черты Слоана Грегори были искажены сдерживаемым гневом. Совсем недавно эти люди считались его друзьями — те, что оказывали теперь ему такой холодный прием, — особое братство преданных скачкам профессионалов и любителей: заводчики, владельцы конюшен, тренеры, жокеи, газетчики и их жены. Те самые друзья, которые год назад стоя аплодировали ему за его третью победу в Кубке! Такой памятью следовало дорожить! Но что же послужило причиной столь резкого изменения их отношения к нему? Сегодня вечером он был для всех «человеком под подозрением», стоявшим перед лицом начавшегося расследования в связи с провалом Принца Акиры, национального идола, не занявшего ни одного из первых трех мест фаворита главного светского события — спортивного соревнования Австралии, Кубка Мельбурна.

Идя рядом с отцом, Дана остро чувствовала его унижение. Она сделала глубокий вдох и постаралась сосредоточить все свои силы на том, чтобы не задрожать. Она твердо решила не показывать свою панику этим людям. «Только продолжай шагать, девочка, — мысленно уговаривала она себя. — Одна нога, потом другая…» У нее было странное ощущение — как будто она наблюдала за каким-то спектаклем, одной из участниц которого была сама.

Как долго она ждала этого вечера, этого победоносного вечера, который должен был стать и ее светским дебютом! Но никогда, даже в самых мрачных своих фантазиях, она не предполагала, что он будет наполнен такой мучительной неловкостью и беспощадной необходимостью высоко держать голову и пытаться скрыть свои истинные чувства. Не говорил ли всегда ее отец: «Нет ничего хуже падшего кумира». Как он был прав! Однажды завоевав Кубок, вы и ваша лошадь превращаетесь в народных героев, общественное достояние. Теперь общество отвергает проигравшего.

Зал кружился вокруг нее ослепительным калейдоскопом красоты, богатства и роскошного полета моды. Лица отступали в тень, расплывающиеся, нечеткие и безымянные, но везде были глаза, алчные, размышляющие и холодно осуждающие. Дана сухо сглотнула. События этого дня с предельной ясностью пронеслись перед ее взором: суматоха и замешательство после провала чемпиона и как следствие единодушное мнение о нечестной игре, пронесшееся над толпой как электрический импульс.

Принц Акира, мощный гнедой конь с белыми ногами и белой большой звездой во лбу, фаворит «три к одному» с вереницей прошлых побед за спиной, несший на себе огромные надежды всей нации, тяжело споткнулся на старте и потерял скорость. Но Дана знала своего отца, как никто другой, и никогда не допустила бы и мимолетной тени сомнения в отношении его. Ее отец был человеком чести, он был вне всяческих подозрений, пусть даже явно бросающихся в глаза. Слоан Грегори слишком любил своих лошадей, жил ими, никогда не уставая взволнованно рассказывать о подготовке великолепных чистокровных скакунов, охране породы, и с удовольствием демонстрировал их невероятную выносливость и отвагу. Принц Акира, гордость знаменитой конюшни Рэнкайна, и был именно такой лошадью!

Внезапно Слоан Грегори резко остановился, потряс головой, как будто отгоняя от себя навязчивые мысли, и, несмотря на их с Даной намерение провести здесь вечер, круто повернулся и пошел к выходу. Дана едва поспевала за ним, чувствуя себя такой вялой и разбитой, как будто только что пробежала несколько миль. Она торопливо шла за своим отцом, и ее прекрасное вечернее платье, надетое в первый раз в жизни, обвивалось вокруг ее ног легким топазовым туманом. Слезы беспомощности подступали к глазам девушки. Она думала, что им вообще не следовало приходить на этот бал, но предотвратить это было не в ее силах. Отец всегда поступал по-своему в любых обстоятельствах, впрочем, как и любой настоящий мужчина.

Всеобщее замешательство и явная неловкость сопровождали их на пути к выходу. Пару раз Дане даже показалось, что их кто-то окликнул с притворным сочувствием и коснулся ее руки, собираясь задержать их поспешное отступление. Но отец был сейчас ослеплен яростью и безразличен ко всему, кроме сильного желания побыстрее покинуть сцену своих прежних триумфов.

В красиво украшенном холле у выхода их движение вперед было замедлено прибытием двух припозднившихся гостей. Взгляд Даны остановился на хорошо знакомых грубоватых чертах лица и косматой серебряной гриве волос Тода Рэнкайна, владельца конного завода Рэнкайна и Принца Акиры. Ее ногти впились в мягкую плоть ее ладоней. Она лихорадочно перевела взгляд на его спутника и заметила, что незнакомец сам пристально смотрит на нее, как будто она неосторожно привлекла к себе его внимание. Дана глядела на него не в силах двинуться с места и не в состоянии ни о чем думать. Мужчина был высок, очень смугл, невероятно элегантен и высокомерен. Его худое, с острыми чертами лицо, несмотря на угрюмое выражение, чем-то приковывало к себе внимание и вызывало интерес. Сверкающие черные глаза пробежали взглядом по фигурке девушки и с холодной неторопливостью принялись изучать ее отца. В этом испытующем взгляде и резко очерченной линии рта, красивого, но жестокого, угадывалось презрение.

Дана стиснула зубы, ее глаза затуманились от гнева. Пламя враждебности пронеслось над ней огромной волной, вызывая лютое желание наброситься на этого наглеца и ударить, причинить боль, как причинили боль ей и ее отцу. Глубина и сила этого желания светилась в ее глазах, краска залила высокие скулы. В эту минуту жгучее чувство несправедливости, казалось, дало ей силы и уверенность в себе, в которых она так сильно нуждалась в этот вечер.

— Не могли бы вы уступить мне дорогу? — холодно начала она, но, встретившись взглядом с незнакомцем, поняла, что потерпела поражение.

В его черных, мрачных глазах мелькнула короткая вспышка, как будто он прочел все самые сокровенные ее мысли и понял ее переживания. Антагонизм магнетически ярко вспыхнул между ними. Взгляды скрестились, как рапиры. Наконец Дана отвернулась, задыхаясь от нелепого чувства, что мир с этого момента для нее окончательно опрокинулся и никогда не станет опять прежним.

Смутно до нее долетел голос отца, отдаленный и какой-то призрачный. Она ощутила возрастающее давление его руки на своем предплечье, и вскоре они были уже на улице, в теплой и усыпанной звездами ночи, оставив Тода Рэнкайна пристально и безмолвно смотреть им вслед. Ворвавшийся в открытую дверь ласковый ночной ветерок охладил его оскорбленные чувства, и Тод невольно вздрогнул. До этого самого дня он не мог и подумать, что Слоан Грегори способен на какие-то неблаговидные поступки. Кто угодно, но только не он, с такой огромной любовью к лошадям и кристальной честностью. Ну что ж, видимо, каждый человек имеет свою цену!