Книга Несостоявшаяся свадьба - Нэнси Гэри

Утро выдалось на редкость приятным. Наконец-то пришло настоящее лето, и солнце слепило глаза, но Фрэнсис не стала опускать жалюзи, наслаждаясь живительным светом, льющимся через широкие окна кабинета. На душе было радостно.

Она уже успела позвонить Сэму и сообщить ему о полученном приглашении. В ушах еще звучал его бодрый голос. Сэм искренне обрадовался и с готовностью согласился сопровождать Фрэнсис в поездке на семейное торжество.

Как хорошо, что в ее жизни появился такой человек — отзывчивый, доброжелательный!

Рассеянно накручивая на указательный палец прядь волос, удобно откинувшись в кресле, Фрэнсис Пратт унеслась мыслями в прошлое. Глянцевая карточка с каллиграфически отпечатанными строчками напомнила ей, как быстротечно время.

«Мистер и миссис Уильям Уоллер Лоуренс

просят оказать им честь присутствовать

на бракосочетании их дочери

Хоуп Александры и

Джона Джеймса Кэбота-третьего

в субботу 18 августа

в шестнадцать часов

в церкви Святого Духа, Манчестер,

штат Массачусетс»

Приглашение было сугубо формальным, без личного обращения и послано на служебный нью-йоркский адрес мисс Фрэнсис Тейлор Пратт. Правда, под основным текстом, видимо, с учетом ее незамужнего положения, была сделана приписка, что она приглашается со спутником.

То, что тетушка Аделаида ограничилась лишь стандартным извещением, не так уж важно. Все равно Фрэнсис стало тепло на душе при мысли о том, что ей вновь предстоит попасть в Манчестер, крохотный прибрежный городок, заглянуть в старый, медленно разрушающийся дом, расположенный на оконечности полуострова, обшитый сосновой вагонкой, поблекшей со временем, с когда-то черными, но теперь ставшими почти белыми от соленого воздуха ставнями. В последние годы Фрэнсис все реже наносила визиты в обитель тети и дяди на побережье Новой Англии, но ощущение, что их дом по-прежнему для нее родной, оставалось. Сами стены его дышали гостеприимством, светлые комнаты манили уютом, как и внутренний дворик, вымощенный каменными плитами, где упорно, несмотря на стрижку, прорастала трава.

Каждый раз, когда Фрэнсис касалась ладонью бронзового дверного молотка с ручкой в форме львиной головы, у нее неизменно возникало чувство причастности ко всей этой обстановке и уверенность, что здесь ее встретят с радостью. А ей так не хватало этого в жизни.

Тетушка Аделаида, единственная сестра ее отца, переехала сюда, в Манчестер, с дочкой Пенелопой после того, как снова вышла замуж. Билл Лоуренс — второй ее супруг — здесь родился, здесь вырос, и дом на мысу принадлежал ему как фамильное владение. На вопрос, довольна ли она жизнью в столь уединенном, тихом уголке, Аделаида отвечала с улыбкой, что ей хотелось бы наконец пустить где-нибудь настоящие корни, и добавляла, что в Манчестере и деревья не растут.

Деревьев на просоленной океанскими ветрами почве так и не выросло в ее саду, но за двадцать с лишним лет жизни в этом доме она наложила отпечаток своей личности на все, что в нем находилось. Ударив дверным молотком и переступив через высокий деревянный порог, гость сразу же ощущал, что попадает в особый мир, созданный неутомимой деятельностью хозяйки.

Ежегодные летние праздники во имя укрепления семейных связей, придуманные Аделаидой, Фрэнсис посещала с девятилетнего возраста и брала шефство над своей младшей сестрой, малышкой Блэр. Тетушка устраивала азартные гонки в каноэ вокруг мыса и пикники в укромных уголках среди скал, пахнущих морем, когда они разворачивали завернутую в фольгу восхитительную, запретную в Большом доме пищу, разрешала ловить крабов и собирать мидий и даже учила, как их запекать на углях костра прямо в панцирях.

А еще Фрэнсис приводила в восторг громадная библиотека дяди Лоуренса, в которой она распоряжалась свободно и жадно проглатывала книги, совсем не подходящие для ее возраста, — не только романы, но и сочинения по юриспруденции, а также описания самых громких преступлений. Наверняка часы, проведенные в библиотеке дядюшки-юриста, подвигли Фрэнсис на выбор профессии.

Теодора Пратт, мать Аделаиды и старейшина семьи Праттов, тоже решила пустить здесь корни. Похоронив мужа, она продала свой дом у озера Мичиган и предпочла жить на океанском побережье в гостевом домике на самом мысу. С тыла, как она любила шутить, ее защищали дочь и зять, с фронта — океан с его штормами и приливами. Где еще могла богатая старуха жить в такой безопасности в наше беспокойное время?

Фрэнсис провела у бабушки два дня, помогая ей распаковывать ящики с удивительными антикварными вещицами, собранными Теодорой за долгую жизнь, расставлять все это богатство на полках и этажерках, любоваться им и вдыхать запах древности вместе с соленым дыханием моря.

Больше всех своих маленьких сокровищ бабушка Теодора ценила вид из окон предоставленного ей дочерью жилища.

— Я обрела свободу, такую же, как океан, что шумит за окнами. Дочь довольна арендной платой, получаемой от меня за этот домик. Я независима и потихоньку разваливаюсь вместе с ним, никого не тревожа.

Юная Фрэнсис догадывалась, хотя и смутно, что деньги бабушки за аренду гостевого домика помогали Большому дому держаться на плаву. В семье существовали жесткие правила — кровные узы вовсе не означали обязательного предоставления льготного кредита. Отец Фрэнсис — человек не жадный, а подчас даже щедрый, не задумывался о том, что небольшой золотой дождь, пролившийся невзначай, мог бы осчастливить кого-то из родственников. Деньги мешали чистоте отношений. Так считал Ричард, богатый, но теперь одинокий старик, ожидающий в больнице своего смертного часа.

Неизвестно, оплачивал ли Ричард кратковременные каникулы дочерей у тетушки Аделаиды, но то, что она была счастлива принимать у себя племянниц, не вызывало сомнения. О деньгах никогда и речи не заводилось в этом доме, за исключением единственного случая, когда бабушка Теодора ненароком проговорилась, что платит за аренду домика.

Сейчас Фрэнсис с грустью и запоздалым раскаянием подумала, что уже много лет не посещала эти милые сердцу места, не набирала бабушкин номер, не слушала хриплый голос старухи, жаждущей поделиться историями из своего прошлого и высказать внучке мнение о современной политике.

Теодора в свои восемьдесят два года не была дряхлой развалиной. Она частенько садилась за руль и отправлялась на ленч в Певческий клуб, где после трапезы принимала участие в репетициях женского хора и в любую погоду прогуливала вдоль берега трех своих собак, непременно совершая с ними «большой» круг. Вечера Теодора тоже проводила в клубе за игрой в маджонг и разговорами о несчастной судьбе животных, опеку над которыми человеку, как разумному существу, поручил сам господь, а люди не оправдали его доверия. А еще она обожала собирать местные сплетни, была прилежной слушательницей в любой компании и в скором времени уже знала все про всех обитателей Манчестера.