Книга Убить бессмертие - Сергей Зверев

Научно-исследовательский центр «Байкал-12» в поселке Большая Каменка когда-то считался закрытым объектом. В советские времена сюда мечтали попасть сотни молодых ученых. Еще бы! И квартира, и повышенные надбавки к окладам. Но главное — налаженный и исправно работающий конвейер по подготовке и защите диссертаций. В «Байкал» только попади, а уж не защититься тебе там не дадут. Начальство не позволит, потому что статус обязывает печь кандидатов наук и докторов как пирожки.

В 90-е белые корпуса центра опустели лет на восемь. Что-то еще теплилось, шевелилось в недрах некогда мощного института: какие-то модные в те времена центры научно-технического творчества молодежи, какие-то полунаучные кооперативы. Часть уникального оборудования распродали, часть использовалась в кустарных целях, практически как в старом анекдоте про забивание микроскопом гвоздей.

Потом, кажется, в 2004-м, повеяло подъемом науки, новыми ориентирами в «оборонке» и приоритетами фундаментальной науки. И, как по мановению волшебной палочки, центр ожил. Он по-прежнему оставался на балансе Академии наук, быстро решились вопросы с правопреемственностью некоторых проблемных направлений, а также вопросы собственности, после чего открылось практически сказочное финансирование. Правда, поговаривали, что директором центра назначили племянника вице-президента Академии наук, которому срочно нужен был статус членкора, потому и открылась волшебная финансовая шкатулка. Но главное, что в центр снова потекли лучшие кадры, и не только из Забайкалья и Дальнего Востока. Сюда поехали ученые с Урала и даже из европейских вузов и НИИ.

Теперь центр уже не считался закрытым объектом, хотя имел в своем составе одно закрытое научно-производственное и испытательное подразделение — «Сектор 4», занимавшееся бионаномедицинскими технологиями.

— Лень, ты в Читу едешь? — Смуглолицая Зара, блеснув черными угольками глаз, подскочила к Лене Владимирову в одном из обширных коридоров «Сектора» и схватила его за руку: — Лень, привези фруктов!

Это была единственная проблема в научном городке. Снабжение охватило все стороны жизни ученых, но пробелом оказалась поставка фруктов. Не всех, конечно, яблоки, груши и мандарины в магазины попадали, а вот чего-то экзотического сюда не возили. Говорили, что нерентабельно в таких маленьких количествах организовывать поставки. И ученые, особенно их семьи в женской части, очень радовались появлению на столах бананов, персиков, ананасов, киви и других экзотических продуктов.

— Зарочка, — вежливо улыбнулся высокий светловолосый здоровяк Леня, — я образцы повезу. Меня никто из машины не выпустит. Встретят, проводят и спать уложат.

— Ну, Лень! — томным голосом заныла молодая женщина.

— Бли-ин, ну, давай, — простонал Леня. — Только учти, что искать мне будет некогда. Забегу в пару мест, и адью!

— Лень, ты в супермаркет иди, там все есть, — затараторила Зара. — Я вот список написала, чего и сколько взять. Мы тебя встретим прямо у самолета, поможем донести, а вот тебе отдельно деньги на такси…

Леня Зару не то что недолюбливал, просто эта стройная южная красавица лет двадцати восьми была очень утомительной в общении, всегда приставала с расспросами, лезла во все дела со своим неуемным энтузиазмом. Появилась Зара в «Секторе» два месяца назад в качестве старшего лаборанта. Имела она диплом врача, но за неимением вакансии научного работника согласилась пока и на это. Кто-то брякнул было, что у Зары есть протеже и что она метит гораздо выше, но потом и эти замолчали, видя, что девушка ничего собой не представляет в научном плане. И особых запросов она тоже не показала. А вот доставать всех умела, и очень хорошо умела.

Настроение у Лени было не очень. И давно. Его не особенно радовала не столько поездка, сколько вообще то, чем он занимался. Как-то к двадцати семи годам неприятно приходить к выводу, что ты не на своем месте и занимаешься неинтересным тебе делом.

Леня рано лишился родителей. Чета ученых-физиков погибла в автокатастрофе, когда ему едва исполнилось лет десять. Других родственников у него не было, и все пути лежали в школу-интернат. Чтобы как-то выжить в суровой детской среде замкнутого пространства, Леня начал активно и самозабвенно заниматься спортом. Ему понравилось не просто быть сильным, ему понравилось, когда его хвалили и уважали. Хвалили, естественно, взрослые, уважали, по большей части, сверстники, кому он умело давал сдачи.

Успехи в спорте привели к появлению спортивных регалий, похвалам со стороны тренеров. Это тоже льстило самолюбию парня и толкало на новые свершения. В школе его хвалили еще и за хорошую учебу, но делали это как-то вяло, понимая, что у парня просто феноменальная память и он все схватывает буквально на лету. И спортивное начало пересилило все остальное. Леня отправился с огромным энтузиазмом служить в армию и попал, естественно, в ВДВ.

Предложение остаться служить по контракту он отверг сразу. Во-первых, начал понимать, что его стали слишком часто «брать на слабо». Во-вторых, жизнь по указке и по команде его совсем не устраивала. Тем более что он прекрасно видел, что его командиры в основном гораздо ниже его по интеллекту. «Не моя среда», — заключил Леня и уволился в запас в звании старшего сержанта.

И, как бывает в жизни с людьми его склада характера, кинулся в полную противоположность. Почему-то показалось Лене, что он должен пойти по стопам покойных родителей, которых совсем не помнил, поэтому двинул в науку. Правда, из всей физики его больше интересовала проблема нанотехнологий, и он с блеском окончил довольно трудное отделение физического факультета.

И вот Леня Владимиров два года работает в этом центре. Два года ему долбят, что он должен защититься, должен выбрать себе тему и погрузиться в нее полностью, должен спать и видеть сны про науку вообще и свою тему в частности. И тут Леня понял, что ему это скучно. Скучно проводить вечера и выходные, знакомясь с чужими достижениями в его области, скучно выступать на семинарах в своем секторе и на конференции в Читинском университете, скучно разрабатывать программы исследований, скучно бесконечно экспериментировать ради еще одного маленького, такого незаметного для людей шажка вперед в науке. Тут нужна была усидчивость, тут нужно было огромное желание и тяга к такому роду занятий, а Леня… Леня любил энергию, Леня любил динамику, любил жить взахлеб. А что за жизнь взахлеб у ученого? Для Лени Владимирова кропотливой работы взахлеб не существовало, для него это были несовместимые понятия и явления.

С этими мыслями он ехал в служебном «уазике-буханке» на аэродром, с этими мыслями садился в маленький усталый 12-местный биплан. На борту «старичка» гордо красовались надписи «Ан-2П» и название авиакомпании «Ангара». «Даже тут, — подумал Леня с неудовольствием, — даже тут скукота зевотная». Сколько уже идет разговор о том, что местные авиалинии перейдут на чешские «L-410»! Даже прошел слух, что представители забайкальских перевозчиков ездили в Чехию. И что? Все тот же бидон с крылышками на полосе. И лет этому бидону явно за тридцать, если не все шестьдесят. А ведь где-то огромный мир, где-то кипит жизнь, плещет «энергия бытия»! Это словосочетание придумал сам Леня во время очередной хандры и очень им гордился. Было в этих словах что-то поэтическо-философское, что давало повод надеяться на… На что? Просто надеяться.