Книга Каратели - Александр Шакилов

Мы подошли к берлоге Сидоровича далеко за полночь, когда луну скрыли облака. Нас было трое: я, то есть Максим Краевой, Маховик и Лялька по кличке Брынза.

Говорят, бабам в Зоне не место. Но так говорят только те, кто здесь не бывал. Кое-кто из сталкеров сидит тут безвылазно и носа не кажет за Периметр. Они сбывают хабар скупщикам вроде Сидоровича, у которых и отовариваются снарягой и водкой, едой и стволами. Ну и что, им теперь всю жизнь без женщин обходиться?

К чему это я? Да к тому, что в моей бригаде уже была женщина — Милена, моя сердечная подруга. Три года ее, девчонку еще, учили жить в колонии для малолеток, так что характер у Милены получился стальной, не укусишь — зубы сломаешь. Теперь ее с нами нет, а почему — отдельная история. Но бойцом она была знатным, потому и Ляльку я приютил без разговоров.

— Есть! — сказала Брынза и хлюпнула носом. У нее насморк. Хронический.

Муську, слепую суку, с недавних пор охранявшую подходы к схрону Сидоровича, Брынза сняла из снайперки с глушаком метров со ста. Хорошо, что мы раздобыли ночной прицел, без него даже Брынза не попала бы. А ведь она бывшая биатлонистка, мастак стрелять издалека: с трехсот метров тушкана в глаз бьет.

Ну и местечко выбрал Сидорович для лабаза! Справа, метрах в пятнадцати, кружит в воздухе пожухлая листва — прям пушкинская осень. То ли «трамплин» это, то ли «воронка», в ПНВ не разглядеть. Слева, почти у самого входа, большая лужа зеленеет. А ведь раньше к этому месту легко подойти было со всех сторон, но теперь откуда ни сунься — то аномалия, то «ржавые волосы». Н-да, задачку предстоит решить еще ту. Странно, что я раньше не слыхал об этих сюрпризах. Хотя в Зоне что ни день, то новости…

Как только собачий череп в куски порвало, косолапый Маховик наступил на сухую ветку, и та громко хрустнула.

— Тихо ты! — вызверился я на Маховика. Но говорил шепотом, чуть слышно. — Или в «холодец» нырять заставлю!

Маховик смолчал. Знал, что я и впрямь на такое способен.

— Теперь вперед двигай, — приказал я.

— Я те чё, отмычка? Самый молодой, да? Впервые в Зоне?

Положим, не впервые. Ну так Брынза и я тоже не по Красной площади гуляем и отовариваемся не в бутиках. А у Маховика за Периметром опыт обширный — он у нас привычный пьяных сталкеров на деньги опускать, это у него в крови.

— Иди, говорю. А не то я Сидоровича сам завалю.

Это на Маховика подействовало. У него с барыгой старые счеты. То ли заломил ему Сидорович непомерную цену, то ли патроны гнилые подсунул, а то и глянул косо — не знаю. Но, услыхав, что я иду «проведать» лабаз, Маховик заискрил пуще «электры», мол, возьми в долю, сгожусь. Мне и Брынзы хватило бы — собачку обезвредить, но от лишнего ствола грех отказываться. Мало ли…

И вот теперь Маховик испугался, что торговец без его мести упокоится. Не лень, нет, страх — двигатель прогресса. Особенно в наших местах. Боишься — и вскакиваешь, и рвешь вперед, хоть и мечтаешь зарыться в асфальт или нырнуть в полузатопленный подвал, чтоб ни одна дрянь не достала.

А вот я, к примеру, с прогрессом не в ладах. Потому и валяюсь на плащ-палатке, разглядывая в ПНВ ночные пейзажи.

Маховик короткими перебежками помчал вдоль «ржавых волос». По моему приказу Брынза сорвалась вслед за ним. У самого «холодца» Маховик упал, словно его по ногам арматуриной приласкали, и я, собравшийся за подельниками, замер на месте. Что такое?…

Брынза мгновенно вскинула винтовку, направив на дверь схрона, и, не опуская ствола, подбежала к Маховику.

Один только я на ручнике. Ну, это дело поправимое, полминуты — и я тоже в дамках. Упал рядом с Брынзой, с омерзением на «холодец» поглядывая. Не нравится он мне. А тут еще до «ржавых волос» рукой подать. А ну как ветер поднимется? Да в нашу сторону? Нельзя здесь долго разлеживаться.

— Чего завис? — Я в школе компьютерами увлекался. — Жми три педали и вперед.

— А? — раззявил варежку Маховик. — Это… тут аккуратней дальше. Растяжки.

Глянул я — и обомлел. Таки да, растяжки. А про них Пельмень, помощник Сидоровича, мне ни полслова. Вот так, на аномалии заморочившись, простую проволоку и не заметишь. А потом — хлоп! — похороните меня в белых тапочках. Хитёр Сидорович, ничего не скажешь.

Аккуратней? Это мы умеем, особенно если знаем куда смотреть.

— Маховик, ты вороной кричать можешь?

— Чё?… А-а, да.

— Так кричи давай.

Пожав широкими плечами, Маховик закаркал, а я мысленно взмолился, чтобы Сидорович не проснулся раньше времени. Ну, удумал Пельмень — ворону ночью изображать. Любого это насторожило бы, но что поделаешь… Помощник Сидоровича передал мне клочок бумаги с коммерческим предложением и планом операции. В баре он вроде как поскользнулся и вцепился мне в плечо, чтоб не упасть. Я для конспирации, конечно, отвесил ему подзатыльник. В итоге в кармане у меня оказалась ценная записка: вот он, шанс, которого я ждал так давно. Обговорить что-то, изменить возможности не было.

Что за бар? Точно не «Шти». Кто меня в это пафосное заведение пустит? Не прозрачное, нет, я пил сивушный мутняк в кабаке без вывески. И те шлюхи, что здесь промышляли, танцевать стриптиз не умели. От беспробудного пьянства они едва стояли на ногах.

Каркать — еще ладно, а вот забыть о растяжках — преступление. Штраф за халатное отношение Пельмень точно заслужил.

Землянка у Сидоровича будь здоров. Сам-то я в гостях ни разу не был — не приглашали, — но наслышан. Снаружи маскировка — вроде как предбанник сельского амбара, зато на глубине обстановка взрослая.

За ветхой с виду дверью, обитой гнилой дранкой, что-то шевельнулось. Я скорее почувствовал движение, чем услышал. И зачем было с Пельменем дружбу водить, если эти опилки я, не напрягаясь, плечом вынесу? Но когда дверь отворилась, я понял, что был не прав. Лист брони толщиной с ногу продырявил бы разве что выстрел из РПГ. А дранка — это так, для виду, чтоб залетные не польстились.

Что-то негромко щелкнуло, дверь зафиксировалась в открытом положении. Ослепленный вспышкой Маховик вскинул «калаш». Хорошо хоть сразу не открыл огонь, ведь это сам Пельмень пожаловали. У него, что называется, «во лбу звезда горит» — фонарик хороший, диодный. На голове крепится, у многих сталкеров такой есть. Неужто и Пельмень за хабаром ходит? Или ходил когда-то? Глядя на его щуплую фигуру, узкие глазки и артритные ручонки, в подвиги не шибко поверишь. А прозвище свое он получил из-за крупного носяры, мясистого нароста посреди костлявого лица.

— Сидорович? — шепнул я.

— Спит, — хихикнул Пельмень, и мне сразу захотелось двинуть ему в глаз, чтоб серьезней относился к делу. — Стаканчик принял — и без задних лап. Обмыл удачную сделку.