Книга Пришелец и пенсионерка - Юлия Сидур

Давиду Риффу и Кате Тангян

Зинаида Васильевна Воскресова, женщина тихая, боязливая, вдова, пенсионерка, никогда бы не подумала, что может вляпаться в подобную передрягу. Из-за некоторых свойств ее характера она даже для дела по телефону лишний раз поговорить не могла, а тут с ней такое случилось…

В молодости Зинаида Васильевна была довольно бойкая женщина, но с годами сильно изменилась. Взрослые семейные сыновья жили напряженной отдельной жизнью. Эти экономисты и юристы вполне успешно вписались в современность. А вот другие близкие родственники, главным образом из-за возраста и болезней, не сумели перестроиться и приспособиться. Они начали преждевременно один за другим помирать. Хуже всего стало после смерти мужа. Зинаида Васильевна кое-как глушила свой мрак на работе, но когда самой пришлось уйти на пенсию, внутреннее ее одиночество усилилось необыкновенно. Тоска заедала все сильнее, в голову лезли тяжелые воспоминания, даже такие, о которых вроде бы уже совсем позабыла. Например, она давно перестала жалеть себя за несчастное послевоенное детство. А тут снова полезло. Навязчиво посещали обиды и сожаления. Старший сын Илья совсем растворился в другом бытии. Он быстро женился, стремительно родил сына, развелся, его жена вышла замуж за другого, родила дочку от нового мужа и уехала с семьей в Канаду. Илья немедленно женился снова. Он сутками пропадал на работе. Зинаида Васильевна боялась ему лишний раз позвонить, чтобы не отвлекать. Он с трудом сдерживал недовольство, когда мать звонила на службу.

Какое-то время младший сын-подросток Сева требовал по воскресеньям ходить с ним в видеосалон. Ему тогда, в начале девяностых годов, еще интересно было дружить с матерью. Он хотел, чтобы Зинаида Васильевна платила за билеты и переживала вместе с ним увиденное. Там показывали недавно разрешенные американские фильмы про звездные войны и прочие боевики. Сева постоянно оглядывался на нее в восхищении, требовал от матери такой же реакции. Зинаида Васильевна, с грустью поглощая молодежную продукцию, сожалела о дороговизне входных билетов. Ей скоро надоели одни и те же, переходящие из фильма в фильм, терминаторы, супермены, робокопы, чудовища, инопланетные концлагеря, где на похищенных землян, чтобы не могли убежать, одевают самовзрывающиеся ошейники. Потом походы в видеосалон закончились. Как только Севка нашел себе друга с японским телевизором и собственным видеомагнитофоном, он стал ходить к нему домой. Его уже давно сердило, что мать сидит рядом, смотрит классное кино, а думает о другом и непонятно отчего страдает.

Младший сын тоже закончил учебу, женился, из дома ушел, но пока еще не развелся, хотя все к тому шло. Несмотря на личные неурядицы, оба сына вполне процветали. Иногда и о матери вспоминали, но не часто.

Зинаида Васильевна, наверное, совсем бы захирела за эти пролетевшие как ураган четырнадцать лет, если бы не заграница, если бы не старые, тридцатилетней давности друзья из ФРГ.

Она познакомилась с ними еще в семидесятые годы, когда работала библиотекарем в немецкой спецшколе. Супружеская пара из делегации ФРГ подарила школьной библиотеке три громадных мешка немецких книг. Зинаида Васильевна по-немецки знала немного. Но учителям и детям книги очень пригодились. До перестройки дружба между народами СССР и другими осуществлялась в одну сторону. Вольфганг и Габи Штеге отлично говорили по-русски, по-английски, по сербско-хорватски и по-чешски. Их маленький сын Даниэль тоже быстро залопотал по-русски безо всякого к тому принуждения. Немецкое семейство втроем замечательно спало в одной комнате, кто на диване, кто на полу, а Воскресовы вчетвером — в другой. Немцы не переживали оттого, что одеял не хватает, и они вынуждены укрываться зимними пальто и старыми пледами. Вполне могли бы как ученые по обмену ночевать в гостинице «Академическая». Там кроватей и одеял хватало на всех, но Штеге необъяснимо предпочитали жить в воскресовской двухкомнатной тесноте.

Уложив детей, хозяева и гости допоздна засиживались на кухне, пили убийственную дешевую водку, ели полурезиновую синеватую колбасу, квашеную капусту, пельмени, жареную рыбу мойву, и очень много говорили, говорили… Хозяева в основном ругали свою власть и порядки, а довольные и веселые немецкие друзья поддакивали. Гости любили смешать водку «Московскую» с пивом «Жигулевским», отчего после всех разговоров им особенно хорошо и крепко спалось. Русским хозяевам такое было не под силу, поговорить они любили, а много пить здоровье не позволяло, и они слегка комплексовали от своей нетипичности.

После смерти Ивана Алексеевича Воскресова немецкие друзья продолжали приезжать ежегодно, а иногда и по несколько раз в году. По мере ухода сыновей во взрослую жизнь места в квартире становилось больше, а тоска у Зинаиды Васильевны гуще… Вольфганг Штеге за это время стал профессором и университетским начальником, его семья переехала из Билефельда в Дортмунд. Габи написала диссертацию о Гашеке. Она в молодости училась по обмену в Чехословакии и наблюдала, как советские танки давили «социализм с человеческим лицом». Даниэль тоже как-то внезапно вырос и женился на девушке русского происхождения…

И вдруг совсем уж все ускорилось. Наступило третье тысячелетие новой эры. Многие в России к такому ходу событий оказались чудовищно неподготовленными.

Профессор Вольфганг Штеге привозил иногда Зинаиде Васильевне кое-какую работу, связанную с печатанием русских архивных текстов. Для этого он подарил ей свой старенький компьютер. Она была рада, что приносит хоть какую-то пользу, у нее даже появились небольшие денежки. И вот пришла еще одна весна, а Зинаида Васильевна на пороге нового века уже в третий раз поехала в Германию.

Как и тысячи других преступлений, это безобразное убийство произошло на пляже. Сначала всем троим показалось, что кто-то кричит. Ветер завывал, море ревело, но этот истошный крик услышали все. Даниэль первый сказал: «Ой, я боюсь!» Потом замолчал, прислушиваясь, и произнес полувопросительно:

— По-моему, кто-то кричит!

— По-моему, даже очень громко, — охотно согласилась с ним Шанталь и тут же добавила уверенно: — Кто-то не просто кричит, а даже ужасно вопит! — Свет наполнил ее глаза, стали заметны матово сверкнувшие контактные линзы. Шанталь показала изящной рукой на пляжные домики. — Это там!

Зинаида Васильевна не хуже их услышала крики, но ей не захотелось в этом признаваться. Она состроила неопределенную гримасу, но промолчала.

— Надо сбегать посмотреть! — предложил Даниэль. Лицо его сильно побледнело, в глазах стоял ужас.

А маленькая бесстрашная и шустрая Шанталь уже побежала. Ее черненькая головка мелькала впереди как флаг, на который все должны равняться. Следом трусил ее неуклюжий супруг в нелепой в здешних краях русской телогрейке и грубых черных ботинках, не иначе как солдатских. По его согбенной спине, стриженной почти под ноль голове с прижатыми ушами чувствовалась двойственность его натуры — вроде бы умирает от страха, но любопытство его бесконечно, и он непременно должен быть именно там, где в данный момент происходят все ужасы.