Книга Опасная любовь - Сюзанна Брокман

Джерико Бомон вышел из дверей клуба «Аэрдверк», намереваясь позвонить Чеслин из телефона-автомата. При виде автомобиля, въезжавшего на стоянку, он машинально сгорбился, ссутулив плечи: яркий свет фар выхватил его на минуту из тьмы, словно софиты на съемочной площадке.

В трубке звучали долгие гудки, и Джерико старательно расправлял поднятый воротник куртки, надеясь спрятать лицо от компании разбитных юнцов, вывалившихся из машины. Но все было напрасно.

— Постой, это разве не…

— Как пить дать…

Возбужденный шепот прервал чей-то развязный голос:

— Ха, да ведь это Джерико Бомон собственной персоной! Эй, Бомон, где тебя носило? Я все жду, когда тебя снимут в «Корабле любви»! Они разве не предложили тебе роль?

Джерико показалось, что от гнева у него помутился рассудок. Он перестал осознавать происходящее, его больше не тревожили взрывы издевательского хохота, сотрясавшие ночной воздух. Но когда после пятого гудка Лиза, соседка Чеслин по комнате, подняла наконец трубку, Джерико уже полностью овладел собой.

— Лиза, привет. Это Джерико. Чес еще не вернулась с вечеринки?

Трубка ответила молчанием, но вот Лиза нервно хихикнула:

— Хм, Джерико… Чеслин улетела в Лондон пять дней назад. Ей предложили сниматься в рекламе у Линды Маккартни, что-то про экологию. — Голос Лизы сочувственно дрогнул. — Разве она тебе ничего не говорила?

— Ах да, — неловко соврал Джерико, — ну конечно, она предупреждала, а я… забыл.

— Ты даже не знал, что она улетает, правда? — Похоже, Лиза видела его насквозь. — Представь себе, Чес заявила, будто ты и не заметишь, если однажды она вдруг провалится сквозь землю. И тебе понадобилось пять дней, чтобы сообразить, что ее нет, верно?

Как на это ответишь?

— Да.

— Черт побери! — продолжала Лиза. — А я-то убеждала ее, что она поступает как свинья! Ну и дрянь же ты, Бомон!

Она швырнула трубку, даже не подумав попрощаться.

Джерико медленно вышел из телефонной будки. Стало быть, его подружка умотала еще пять дней назад, а он об этом ничего не знал.

От музыки в зале закладывало уши, и Джерико пришлось долго протискиваться сквозь плотную толпу, чтобы пробраться к стойке бара у задней стены, возле которой артисты и съемочная группа фильма «Тугие времена» устроили прощальную пирушку.

Рино и Терри так и не сходили с высоких табуретов; между ними красовалась початая бутылка виски.

— А где Чеслин? — поинтересовалась Мелани, их визажист, когда Джерико проходил мимо ее стола.

— Она не придет, — на ходу бросил он. — Чес уже упорхнула в Лондон на новые съемки.

— Бедненький Джерико — позабыт-позаброшен! Тебе, наверное, грустно?

Он вскарабкался на табурет рядом с Рино, честно стараясь найти в душе хоть каплю сожаления оттого, что Чеслин улетела. Однако не находил ничего, кроме тупого, все подавлявшего отчаяния, с мелкой завистью в придачу. Чес и глазом моргнуть не успела — получила новый контракт, тогда как ему по-прежнему не везет. Это уязвляло его гораздо больше, нежели ее неожиданный отъезд.

Джерико продолжал копаться в себе, уставившись на полный стакан, заботливо пододвинутый Рино, но так и не обнаружил ничего стоящего.

Чеслин наконец-то бросила его, и больше нет нужды все время оглядываться, боясь ее обидеть. Ведь она действительно влюбилась в него. Тогда как он… Его волновал только секс.

Берни О'Хара, так звали персонажа, которого Джерико пришлось играть в «Тугих временах», страстно влюбился в Лулу Джером Чеслин. Оба даже не заметили, как страсти с экрана ворвались в их реальную жизнь. Уже на пятый день съемок, рассчитанных на шесть недель, Джед оказался в постели с Чеслин. Впрочем, ничего экстраординарного не произошло. Оба были взрослыми и знали, чего хотят.

Однако Чеслин все же обманулась: она не желала видеть, что Берни — всего лишь ширма, мираж и что настоящий Джед ее совсем не любит.

Он вообще не способен на подлинные чувства.

Джед поднял стакан и поднес к носу, вдыхая привычный аромат виски. Прикрыл глаза и не спеша представил, как знакомая густая жидкость растекается по языку, приятно обжигает горло и порождает во всем теле тепло, разбегающееся из желудка по жилам, пробуждающее к жизни каждую клетку тела.

— Никак ты и впрямь собрался выпить?

Джед резко повернулся и увидел, как Остин Франц присаживается на свободный табурет рядом с ним. В последние годы Франц превратился в одного из самых влиятельных кинематографистов, оставаясь при этом на редкость обидчивым и мнительным сукиным сыном. Он вообразил себе, что Чеслин к нему неравнодушна и вот-вот окажется у него в койке, однако Бомон якобы подставил ему подножку на самом финише.

Рино и Терри неловко заерзали на своих табуретах, обмениваясь тревожными взглядами.

— Ну так как? — повторил свой вопрос Франц.

Джед не знал, что ответить. Он никогда не мог с уверенностью сказать, что не станет пить, — до той минуты, пока не поднимется с места и не выйдет из бара. До сих пор ему удавалось проделывать это каждый день.

Он предпочел уклониться от ответа. Улыбаясь Францу своей самой лучезарной улыбкой, он дружески пояснил:

— Просто мне нравится его нюхать.

— Ты у нас ходишь трезвым… сколько бишь я забыл? — спросил Франц.

— На прошлой неделе исполнилось пять лет.

— Чтоб я сдох! Так долго?! Да тебе наверняка до смерти хочется выпить!

Джед молча опустил взгляд на свой стакан.

— Шел бы ты, Остин, восвояси! — заметил Рино. Его скрипучий голос прозвучал слишком серьезно по сравнению с откровенным паясничаньем Франца.

— Ну, Джер, и в каком же новом фильме ты собираешься сниматься? — не унимался Остин.

— Джерико не любит кличек, — вступился за приятеля Терри.

Теперь улыбка Джеда напоминала оскал. Все присутствующие отлично знали, что ему до сих пор не предложили ни одной новой роли. Он дважды в день звонил своему агенту, Рону Стейплтону, но все больше убеждался, что ни пять лет трезвой жизни, ни безупречная работа на съемках «Тугих времен» ничего не изменили. Оставалась еще, правда, встреча с молодым независимым продюсером нового фильма. Ради этого ему предлагалось самому слетать в Бостон, заплатив при этом за билеты из собственного кармана. И пока Рон не пришлет ему сценарий, Джед даже не знал, понравится ему фильм или нет. От всех этих мыслей на душе у Джеда стало совсем тяжело. Тем не менее он с небрежностью, достойной золотого «Оскара», ответил: