Книга Матадор - Патрисия Мело

Все началось с того, что я проиграл пари.

Я уселся в кресло. Арлете, хозяйка парикмахерского салона, накинула мне на плечи, поверх рубашки, покрывало, предоставив разглядывать пришпиленные к стене фотографии красивых женщин. Что-нибудь неброское, никто не обратит внимания. Арлете не поняла, почему я хочу покрасить волосы в светло-коричневый цвет. Решив, что это шутка, она рассмеялась. Это и было мое пари: «Сан-Паулу» продул «Палмейрасу» со счетом два – ноль.

Арлете намазала мне голову какой-то липкой пастой и сказала, что надо так просидеть двадцать минут. Полиэтиленовый чепчик испортил мне настроение. Выглядел я по-дурацки, я вообще считаю, что мужчина, красящий волосы, должен вызывать смех. Я принес с собой бритву, усы я тоже проиграл. Не без колебаний я взглянул на себя в зеркало. Я уже пять лет ношу усы, с тех пор как посмотрел по телевизору фильм с Чарльзом Бронсоном. Я вспомнил, что вся моя предыдущая жизнь, до того как я отрастил усы, была дерьмом: все мои небесные покровители, Господь и ангелы, сидели здесь, на моих усах. Заметив мою нерешительность, Арлете отняла у меня бритву и начала ею орудовать. У нее было красивое тело, золотистая от загара кожа и крепкие ноги. Ее грудь мелькала у меня перед глазами, иногда она прижималась ею к моему плечу, я чувствовал на своих губах ее дыхание – это было уже слишком. Я вспомнил, как мы занимались любовью у нее дома, на диване, когда ее парализованный отец погружался в забытье. Я опять захотел ее. С идиотской улыбкой на лице она попыталась отстраниться от меня, но я сгреб ее в охапку и крепко поцеловал. Она ответила на поцелуй. Тогда я отпихнул кресло, и наши тела прилипли друг к другу. Я опустился на колени, она тоже, я поднял подол ее желтого платья и отдался мощному порыву, который охватил нас обоих. Арлете – молодая кобылица, трусики, мокрый мысок внизу, а я – всадник, я – эскадрон, рвущийся в бой; в мгновение ока на моем дереве вырос крепкий молодой побег, украшенный свежей листвой и распустившимися цветами. Мне казалось, что все произошло очень быстро, буквально за несколько секунд; вдруг Арлете открыла глаза, начала размахивать руками и тарахтеть без умолку; она схватила меня за руку повыше локтя, сунула мою голову в раковину и стала поливать ее водой, понося меня на все лады, завывая и постанывая, как припадочная в последней стадии болезни. Потом она усадила меня на скамеечку спиной к зеркалу и запретила поворачиваться. Когда же наконец мне было позволено повернуться и увидеть то, что получилось, я обалдел: мои волосы стали светло-соломенного цвета. Я превратился в настоящего блондина, точь-в-точь как какой-нибудь рок-музыкант из Великобритании.

Я всю жизнь считал себя некрасивым. На моем лице было много складок, оно мне казалось мясистым и никогда не нравилось. Жабьи глазки, нос картошкой, я всегда избегал смотреть на себя в зеркало. Но в этот день мое лицо выглядело по-другому. Я с любопытством вглядывался в облик совершенно незнакомого мне человека со светлыми волосами, чужака, который не имел со мной ничего общего. У меня посветлели не только волосы, но и глаза, и даже кожа – все источало какой-то новый свет. В одночасье все черты обрели гармонию, опущенные уголки губ по-прежнему смотрели вниз, кончик носа также закруглялся, а веки оставались такими же припухшими, но все это не имело значения, потому что появилось нечто большее и очень важное – облик. Все лицо мое светилось, и это был не отраженный свет от ламп, это был тот самый свет, который источают иконы, божественное свечение. Именно это я и почувствовал – близость к Богу.

Мое молчание смутило Арлете, я, не отрываясь, глядел на свое отражение.

Хорошо получилось, сказал я. Мне нравится.

Тебе нравится этот кошмар?

Это не кошмар.

Это хуже, чем кошмар. На тебя страшно смотреть. Ты не можешь выйти на улицу в таком виде.

Но я не лукавил, и она поняла, что именно так я и собираюсь поступить. Ее краска проникла в самую глубь моего естества и изменила облик моего внутреннего «Я», мою самооценку. Впервые за двадцать два года моей жизни я глядел на себя в зеркало, и у меня не возникало желания разбить ею вдребезги. Я чмокнул Арлете и счастливый вышел на улицу, думая о том, что большую часть прожитых мною лет я хотел стать другим человеком и иметь другое лицо.

Бегите в Маппин,

Пришло время Маппина,

Маппин – это дешево!

Когда я был мальчишкой, я обожал музыкальную рекламу Маппина. Видеомагнитофон «Градиент», четыре головки, дистанционное управление. Один год гарантии. Сто шестьдесят при оплате сразу или восемьдесят за первый взнос. Семейный шопинг, игрушки, покупка в рассрочку, в кредит. Торопитесь! Люблю ходить в Маппин. Последние дни рекламной акции. Распродажа. Постельное белье. Специальное предложение. Все, что нужно для вашего автомобиля. Не теряйте времени. Дешево. Маппин.

Я поискал глазами какую-нибудь красивую продавщицу. Они все были красивые в своей униформе, как у стюардесс. Я выбрал брюнетку.

Готов поспорить, что у вас хороший вкус.

Она улыбнулась, краешек одного зуба у нее был чуть-чуть отколот, что добавляло ей шарма.

Что обычно вы покупаете для своего мужа?

Я не замужем, сказала она. Путь свободен.

Но парень-то у вас есть? – я как раз подошел к полке с трусами.

Нет. Она была очень хорошенькая, просто персик.

Тогда ответьте мне, как если бы я был вашим парнем, – она засмеялась, но я сделал вид, что не заметил этого, – если бы я был вашим парнем, что бы вы мне купили?

Вы бизнесмен?

Я работал в магазине, торговавшем подержанными автомобилями, меня скоро должны были уволить, как только они обнаружат, что я каждый вечер беру какую-нибудь машину покататься, причем никогда не беру одну и ту же дважды.

Да.

В таком случае вам нужна классическая сорочка

Ее звали Кледир, и она уже два месяца работает в Маппине. Она ходит на курсы машинописи, у нее больная мама, а папа погиб в автомобильной аварии. Все это я узнал по дороге в примерочную кабинку и обратно, пока Кледир, присев около меня на корточки, расправляла складки на моей новой одежде.

Мы выбрали с ней две светлых рубашки, которые подойдут ко всему, две футболки, черный ремень и брюки фирмы «Lee». Кледир рассмеялась, когда я назвал эти штаны брюками, это не брюки, а джинсы. Я называю их брюки «Lee», потому что, когда я был маленький, такие брюки из плотной хлопчатобумажной ткани были только этой фирмы. Это был контрабандный товар из Аргентины. Еще мальчишкой я хотел купить себе такие штаны, но денег у меня не было, и поэтому я не носил джинсы «Lee», но этого я Кледир говорить не стал. Она долго смеялась, услышав мои объяснения, и я подумал, что иногда мне это удается – рассмешить кого-нибудь, это хорошо.