Книга Она - Банана Есимото

Прощай, мой мир.

Просветленная колдунья возьмет реванш.

Да здравствует новая жизнь, наполненная огромной любовью, той, что спасла от погло­тившей меня темноты!

Хотя толком тебя и не знаю, мне кажется, я очень сильно тебя люблю.

Прощай.

Пускай твоя жизнь будет счастливой.

Интересно, куда же я теперь?..

В последний раз мы виделись с Сёити, пожалуй, когда оба собирались пойти в на­чальную школу.

Тот день выдался очень радужным, и хо­телось, чтобы он продолжался вечно. По­этому я прекрасно помню, как это было.

А еще помню, что это был последний день, когда я видела, как по-семейному близки и дружны были моя мама и ее сест­ра-близнец, мама Сёити. Словно что-то предчувствуя, тогда они обе были безудерж­но веселы и наблюдали за тем, как мы с Сё­ити резвимся. В их взорах будто читалось: этот мир прекрасен уже только потому, что в нем есть мы, я и Сёити, единственные их дети, и больше им ничего не нужно.

Пока наши мамы болтали, мы с Сёити ели мороженое, готовили и пили “Калпис”[1]. В саду их дома имелась лужайка, и мы, по­стелив там покрывало, играли в семью. На некое подобие плиты мы поставили пластиковую кастрюльку, воображали, что варим в ней морковь и картофель для ку­кол, а еще лепили десерт — лепешки из влажной земли.

Несмотря на то что я и Сёити были деть­ми сестер-близняшек, мы совершенно не были похожи друг на друга. Наверное, каж­дый из нас походил на своего отца. У Сёи­ти были большие круглые глаза, ярко очер­ченная линия губ и высокий профиль спин­ки носа — как у европейцев. У меня же узкие глаза, вытянутое лицо и круглый кон­чик носа. Сколько раз нам приходилось слышать из уст наших мам с одинаковыми как две капли воды лицами: “Эти дети со­всем не похожи, да? Так странно, правда?”

Время от времени, когда у меня хорошо на душе, я вдруг вспоминаю волшебную атмосферу того дня.

В отличие от моей мамы, которая с года­ми постепенно располнела, стала более уг­рюмой и какой-то инертной, тетя, напро­тив, невероятно похудела, преобразилась, черты ее лица стали ярче и выразительнее. Иными словами, выглядела она ослепитель­но. А я завидовала брату и думала о том, как здорово было иметь такую маму.

Тем временем Сёити беззаботно жил в своем счастливом мире, прекрасно себя чувствовал и впереди ему наверняка пред­стояло ежедневно созерцать исключитель­но красивые пейзажи, подобные тем, когда в ясную погоду сад озаряется солнечным светом. По крайней мере это существование позволяло ему думать, что мир именно та­кой, каким он его видит.

Я же пребывала в наисквернейшем рас­положении духа, какое бывает при виде бо­лотной жижи, пожирающих друг друга му­равьев или умершего ночного мотылька в стадии куколки. Я была ребенком и не могла тогда описать свои ощущения подоб­ными словами, но чувствовала себя имен­но так. Сколько ни пыталась я внушить себе, что Сёити мне отвратителен, однако он был настолько мил и очарователен своей наивностью, что я просто не могла ему не завидовать. Как же мне хотелось совладать с собой и избавиться от этой зависти! Тогда бы я смогла отделаться и от своей тоски.

Только каждый раз, когда Сёити мне улыбался, мне становилось бесконечно ра­достно.

Несмотря на то что я хорошо осознава­ла это, отчетливо помню, что мы буквально с головой погрузились в процесс приготов­ления лепешек и блинчиков из влажной земли. В ход пошла даже каша-малаша из измельченной бумаги, которую принесла тетя. Мы раскрасили эту смесь и, то рас­пределяя обязанности, то взаимодействуя сообща и соприкасаясь плечами и голова­ми, принялись мастерить разные поделки. Если бы это было возможно, я хотела бы на­всегда остаться в том времени, в мире, в ко­тором нет места шальному гневу и неопре­деленности. Изливая добро друг на друга, мы, не думая о себе, находили развлечение со всем, что попадало под руку. Полное ощу­щение счастья.

Мне хотелось навсегда остаться в том са­ду, но я понимала, что меня ждет совсем иная жизнь, совершенно отличная от буду­щего существования Сёити.

Вглядываясь в глубокую синь неба и кру­жевное покрывало перистых облаков, про­пускающих солнечный свет, я уже тогда ис­пытывала смутное беспокойство, словно предчувствуя то, что произойдет со мной потом. И уже в ту пору начала философски смотреть на жизнь.

Потом сама для себя я решила, что эти ощущения внутри меня — то единственное, что останется неизменным навсегда, и ни­кто на свете не сможет отнять у меня эту красоту.

Уже в те годы я размышляла о подобных вещах.