Книга Повесть о настоящем Шарике - Ринат Валиуллин

* * *

Шарль достал сигарету и закурил. В Булонском лесу его чувств было спокойно как никогда. Мужественное лицо, пережившее не одно падение нравов, скачков курсов душевных акций и обмена валюты ценностей, выражало полное безразличие к этому миру, даже когда рядом проехал грузовик. Это был другой Шарик, который уже никогда не сможет броситься за ним с весёлым лаем выгонять накопившиеся эмоции и гормоны. «Куда всё ушло?» – подумал пёс. Он поправил рыжий меховой воротник чёрного пальто, на котором седая благородная проседь блестела серебром благополучия, и медленно двинулся в сторону дома. Жизнь, какой бы она ни была собачьей, всё же удалась.

* * *

«Жрать хочется, да и секс был бы не лишним, что же всё-таки на первом месте: жратва или размножение? Надо Фрейда перечитать. Блин, где же я вчера кость закопал? Так… В этом бачке нашёл, потом подрался из-за неё с Тузиком вот здесь. В этом углу я его мутузил! Так, потом побежал в парк, где-то на клумбе у памятника…» – рассуждал про себя Шарик. «Здесь у нас кто? Пушкин, нет, тот был лысый… А, вот он! Узнаю клумбу… О-о-о!» – начал рыть землю Шарик. Когда он уже облизывал кость, к нему подбежала ещё одна дворняга:

– Здравствуй, Шарик!

– Привет, Карма, – поцеловались.

«Чем от неё так воняет? Опять она зубы не почистила!» – опустил он голову, чтобы не слышать этого запаха и двинул лапой вперёд кость.

– Грызть будешь? У меня тут говядина, прошу к столу! Что ты нос воротишь? Кость-то совсем свежая, я её вчера нашёл.

– Ты такой гостеприимный, Шарик.

«Поздно», – подумал он про себя, понюхав у Кармы под хвостом. «Зря только косточку потратил… Ну, ладно, как-нибудь в другой раз… Вот бабы, знают же, что продолжения не будет, но от ужина никогда не откажутся». Женщины всегда делились для него на три большие группы: первые – доверчивые, которые жили верой в светлое будущее, вторые – что уже потеряли веру и довольствовались надеждой, в третью группу входили те, что любили, любили его. Входили и выходили. Торча в своём одиночестве, он упорно делил их на группы, не отдавая отчёта себе в том, что женщины не умеют делиться. Шарик оставил Карму за столом и побежал дальше, на поиски еды.

«Где бы мне пожрать?» – перебегали впереди него дорогу мысли. «Куда ты прёшь, урод, на своём „Опеле“? Что ты орёшь? Я даже слова такого не знаю – шелудивый. Нет, не надоело ещё. И как бы она мне не надоела, моя жизнь, я сам разберусь с ней, в крайнем случае, терять её под твоим корытом точно не хотелось бы. Разуй глаза! Не видишь, зелёный мне горит!» – продолжал рычать про себя Шарик.

«Может, к Мухе? У неё всегда была заначка. Так трудно бегать на голодный желудок, старею, что ли? Да нет, показалось…» – прибавил он ходу.

– Шарик! – бросилась на грудь ему лохматая рыжая сука.

– Муха, привет! – поцеловались.

«И от тебя, как от Кармы, воняет, вчера в одной помойке рылись, что ли?» – промолчал Шарик. – Есть чё пожрать, а то я на этой неделе не завтракал… Слушай, давай потом эти игры, – отстранился он от мухиной привязанности. – Дай сначала червячка заморить…

– Макароны будешь?

– Да, сойдёт! А соус есть? – набросился пёс на еду. – Кстати, ты не знаешь, что такое шелудивый? – при виде соуса вспомнил красную морду водителя «Опеля» Шарик.

– Шелудивный? Не, не знаю, мне кажется от слова «дивный», – блеснула филологическая искра в голове Мухи.

– А вот мне так не показалось, хотя я не против, – метал макароны Шарик.

– Мне всё время говорят, что я хорошо сохранилась, – умилялась его аппетитом Муха. В душе она всё же мечтала, чтобы кто-нибудь очень мужественный так же набрасывался на неё. – Как ты думаешь, льстят?

– А они как выглядят? – не отрывался Шарик от миски, эхо которой, в свою очередь, делало его голос ещё более проникновенным.

– Тебе честно сказать?

– Нет, честно скажи им. Тогда ты точно узнаешь, льстят или нет.

– А ты где сейчас живёшь? – продолжала вертеть перед ним хвостом Муха.

– На винзаводе в бочке из-под коньяка.

– Я смотрю, выдержанный стал, помудрел, что ли.

– Ага, как Диоген.

– Кто это?

– Древнегреческий философ, который жил в бочке.

– Значит, ты не одинок.

– Нет, не одинок, там столько ароматов, ведь для коньяка были отобраны лучшие сорта винограда?

– У кого?

– Думай, что говоришь.

– Зачем мне думать, когда хочется просто поговорить.

– С тобой невозможно, Муха. Дай, поесть спокойно, – не отрывая морду от тарелки, повернулся к ней задом Шарик.

– Да, ешь, кто тебе не даёт.

«Кто мне только не даёт», – про себя пробурчал Шарик. Ему не хотелось сейчас их вспоминать.

Муха же ненадолго оставила его в покое и попыталась занять себя чем-нибудь, напевая бархатным голоском:

– Как же мне хочется, как же мне хочется вам насолить. Я не злопамятна, это всё одиночество, на которое вы меня обрекли. Шарик, я давно хотела тебя спросить.

«Чёрт! – огрызнулся тот про себя. – Сейчас начнёт разводить на чувства. Ну что за дурацкая женская привычка – лезть в душу на голодный желудок?»

– Ты никогда не хотел быть человеком?

– Хотел, конечно, хотел… Только расхотел, после того как прочёл «Собачье сердце».

– О чём книга? – лениво спросила Муха, всем своим видом демонстрируя равнодушие к литературе.

– О полном распаде иллюзий. После этой книги вижу один и тот же сон.

– И что там? – заинтересовалась Муха.

– Кот.

– Кот? – чихнула она.

– Ты не простыла? – сверкнули заботой зрачки Шарика.

– Нет, у меня на кошек аллергия.

– А кот не простой, говорящий, – убрал последнюю макаронину Шарик, облизнулся и положил морду рядом с миской.

– И с кем же он говорит? – ещё раз чихнула Муха и виновато зажмурилась.

– Со своим хозяином.

– А, – понимающе завыла Муха, – это значит, что ты, как всякая собака, в поиске хозяина.

– Да, только у этого хозяина – моя душа.

– Чёрт, как всё запутано, дай подумать… Значит, в прошлой жизни ты был человеком, а в следующей будешь котом.

– Этого мне только не хватало.

– Да, нежности тебе всегда не хватало.

– Ну, по крайней мере, есть повод жить долго, – не слушал её Шарик. Он закрыл глаза и задремал.