Книга Жертвоприношения - Пьер Леметр

10.00

Если некое событие полностью нарушает равновесие вашей жизни, его можно считать поворотным. Камиль Верховен прочел это за несколько месяцев до случившегося в статье под заголовком «Ускорение истории». Такое поворотное событие, столь неожиданное, захватывающее, что оно может наэлектризовать всю вашу нервную систему, вы распознаете незамедлительно, потому что оно, в отличие от всего, что с вами происходит, несет в себе заряд энергии и обладает специфической плотностью: стоит только этому событию произойти, как вы уже понимаете, что свершившееся будет иметь для вас огромные последствия и то, что с вами произойдет, будет необратимо.

Например, три выстрела из винтовки в женщину, которую вы любите.

Именно это и случилось с Камилем.

И совершенно не имеет значения, что в этот день вы, как и он, отправлялись на похороны своего лучшего друга и вам казалось, будто вы уже получили причитавшуюся вам дозу неприятностей. Судьбе нет дела до подобных банальностей, она вполне может явить себя в виде стрелка, вооруженного винтовкой марки «Mossberg-500» двенадцатого калибра с нарезным дулом.

Остается лишь выяснить, как вы будете на это реагировать. В этом-то и вопрос.

Но поскольку ваша мыслительная деятельность совершенно парализована, реагируете вы чаще всего чисто рефлекторно. Например, перед тем, как прозвучат три выстрела, женщина, которую вы любите, оказывается избита до полусмерти, а затем вы ясно представляете себе, как убийца пристраивает на плече винтовку, перезарядив ее с сухим щелчком.

В такие вот моменты проявляют себя исключительные личности, те, кто умеет принимать правильные решения в неправильных обстоятельствах.

Но если в вас нет ничего исключительного, вы защищаетесь как можете. И часто, столкнувшись с подобным катаклизмом, вы, пока еще в состоянии действовать, обречены совершать ошибки или нечто неопределенное.

Если вы не молоды и подобные вещи уже сокрушали вашу жизнь, вам кажется, что у вас выработался иммунитет. Таков и Камиль. Первая его жена была убита — настоящий катаклизм, — и ему понадобился не один год, чтобы прийти в себя. Если с вами уже случалось нечто подобное, вам начинает казаться, что больше уже ничего случиться не может.

Но здесь-то вас и поджидает ловушка.

Потому что вы успокоились.

А для судьбы, от взора которой ничто не ускользает, это лучший момент для нанесения удара.

И для напоминания о безупречной точности случая.

Анна Форестье входит в пассаж Монье приблизительно через час после его открытия. Главный проход практически пуст, там еще витают довольно стойкие запахи моющих средств, магазины лениво открывают свои двери, выставляются прилавки с книгами, украшениями, рекламные стенды.

В этом пассаже, построенном в девятнадцатом веке в конце Елисейских Полей, торгуют предметами роскоши, кожей, дорогой канцелярией, антиквариатом. Вместо крыши здесь стеклянный купол, и если фланер поднимет голову, то взгляду его будет явлена куча деталей в стиле ар-деко — фаянс, небольшие витражи, карнизы. Анна тоже могла бы ими любоваться, будь у нее на то желание, но она не стала: задирать в такой час голову и рассматривать детали и потолки — не утреннее занятие.

Для начала ей необходим кофе. Очень крепкий.

Потому что сегодня, как нарочно, Камиль валялся в постели. Он, в отличие от нее, скорее ранняя пташка. Но Анна не была расположена к любовным играм, и, пока она тактично отклоняла его ласки — а это не так-то просто, объятья Камиля очень горячие, — прошло время, и она срочно бросилась в душ, забыв о налитом кофе. Когда она вернулась в кухню с феном в руках, кофе уже остыл, а одну из контактных линз она сумела подхватить в нескольких миллиметрах от раковины…

Времени уже не оставалось, так что она выскочила на улицу без завтрака. Поэтому, оказавшись сразу после десяти часов в пассаже Монье, она тут же устраивается на террасе небольшого кафе прямо возле входа. Она тут первая клиентка, кофемашина еще разогревается, ей приходится ждать, и если Анна то и дело поглядывает на часы, это вовсе не означает, что она торопится. Скорее — чтобы охладить пыл официанта, который, воспользовавшись тем, что кофе все равно пока не сварить, пытается от нечего делать завести с Анной разговор. Он протирает столы, постоянно поглядывая на нее, и, как бы между прочим, сужает концентрические круги вокруг ее столика. Официант — высокий худой блондин с грязными волосами, из породы пустозвонов, каких можно встретить повсюду в местах скопления туристов. Описав последний круг, он усаживается поблизости, упирает одну руку в бок, устремляет взор на улицу, восхищенно вздыхает и делится с Анной своими удручающе банальными метеорологическими наблюдениями.

Официант, конечно, кретин, но вкус у него есть, потому что Анна в свои сорок лет выглядит по-прежнему изумительно. Нежная брюнетка с зелеными глазами и улыбкой, которую, пожалуй, можно назвать пьянящей… По-настоящему яркая женщина. И эти ямочки. И плавные гибкие движения… У вас неминуемо возникает желание прикоснуться к ней, потому что все в ней выглядит округлым и упругим — грудь, ягодицы, небольшой живот, бедра, — на самом деле у нее все действительно округлое и упругое, есть от чего двинуться умом.

Каждый раз, когда Камиль думает об этом, он пытается понять, что же Анна с ним делает. Ему пятьдесят, он почти лыс, но главное, главное — метр сорок пять ростом. Это необходимо сразу же уточнить, чтобы не было никаких спекуляций: Анна не слишком высокая женщина, но она на двадцать два сантиметра выше его. Почти на голову.

Анна отвечает на заигрывания официанта милой, весьма выразительной улыбкой: шли бы вы, молодой человек, отсюда (гарсон кивает в знак понимания и сохраняет прежнюю любезность). Выпив кофе, Анна направляется по пассажу Монье к улице Жорж-Фландрен. Уже почти у выхода из галереи она опускает руку в сумку — наверняка за кошельком, — и пальцы у нее оказываются в чернилах. Потекла ручка.

Для Камиля именно с этой ручки и начинается вся история. Или же с того, что Анна решила идти именно в эту галерею, а не в какую-нибудь другую, именно в то утро, а не… и так далее. Сумма необходимых совпадений, необходимых, чтобы произошла катастрофа, просто озадачивает. Но именно благодаря такой же сумме совпадений Камиль должен был однажды встретить Анну — нельзя же бесконечно на все жаловаться.

Итак, авторучка, заправляющаяся чернилами, обычная ручка, и она течет. Чернила темно-фиолетовые, и их немного. Анна — левша, при письме она совершенно особым способом кладет руку, непонятно, как это у нее получается. К тому же пишет она очень крупными буквами, будто яростно ставит свои подписи одну за другой, и, что удивительно, выбирает себе только крошечные ручки, отчего все происходящее становится еще более странным.