Книга Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт

No vain discourse shalt thou here therein:

Therein shall be a gushing fountain;

Therein shall be raised couches,

And goblets ready placed,

And cushions laid in order,

And carpets spread forth.

The Koran: Sura LXXXVII

Я встретила его на улице Прямой. Вышла из темного магазина в сияние дамасского солнца с руками, полными шелков. Сначала ничего не видела, потому что солнце светило в глаза, а он был в тени, прямо там, где улица Прямая превращается в сумрачный тоннель под высокой гофрированной железной крышей.

Толпа. Кто-то остановился передо мной и щелкнул фотоаппаратом. Кучка юнцов прошла мимо, разглядывая меня и окатывая арабскими комментариями, разбавленными «мисс», «привет» и «пока». Маленький серый ослик проковылял под грузом овощей, в два раза шире его спины. Такси проскочило так близко, что я сделала полшага назад, а владелец магазина поддержал рукой свои мотки шелка. Такси, гудя, миновало ослика, разогнало плотную группу ободранных детей, как корабль разрезает воду, и, ничуть не сбавляя хода, понеслось туда, где улица резко сужалась, как бутылочное горлышко.

Вот тогда я его и увидела. Он стоял в тени, склонив голову, перед прилавком ювелира и вертел в руке что-то золотое. Услышав гудок такси, он выпрямился и быстро освободил дорогу. Теперь он оказался на солнце, сердце мое почему-то вздрогнуло, и я его узнала. Мне было известно, что он где-то в этой части света, и я не считаю, что встретить знакомого в центре Дамаска намного страннее, чем в любом другом месте, однако, стоя на солнцепеке, я пялила глаза на знакомый профиль, который не видела четыре года.

Такси исчезло в темном тоннеле, не переставая гудеть, да к тому же скрипя тормозами. Грязная жаркая улица между нами была пуста. Один из рулонов шелка выскользнул из моих рук. Я поймала темно-красный каскад почти у земли. Движение и яркий цвет привлекли его внимание, он повернулся, и наши глаза встретились. Выражение его лица изменилось, он бросил занимавший его предмет на прилавок и, игнорируя поток дурного американского, исторгнутый продавцом, пошел через улицу ко мне. Разделявшие нас годы размотались быстрее темно-красного шелка, когда он сказал совершенно с той же интонацией, как когда-то маленький мальчик ежедневно приветствовал совсем крохотную свою почитательницу:

– Эй, привет! Это ты!

Я больше не была маленькой девочкой, мне исполнилось двадцать два года, а приближался всего-навсего кузен Чарльз, которого я, естественно, больше не обожала. Почему-то было очень важно дать ему это понять. Я попыталась скопировать его тон, но сумела изобразить только идиотское невозмутимое спокойствие.

– Привет! Приятная встреча. Как ты вырос!

– А как же, бреюсь уже почти каждую неделю. – Он подмигнул и немедленно перестал быть маленьким мальчиком. – Любовь моя, Кристи, как я рад, что нашел тебя! Что ты здесь, собственно, делаешь?

– Не знал, что я в Дамаске?

– Знал, что приезжаешь, но не мог выяснить, когда. Я имел в виду, что ты здесь делаешь одна. Мне казалось, что ты в групповой поездке.

– Совершенно верно. Просто в некотором роде обособилась. Тебе мама рассказала?

– Она сообщила это моей матери, которая передала это мне, но никто точно не знал, что ты делаешь и когда будешь здесь, и даже где ты остановишься. Могла догадаться, что я захочу с тобой встретиться. Не имеешь привычки оставлять адрес?

– Мне казалось, я оставила.

– Маме ты назвала гостиницу, но, как выяснилось, неправильно. Я позвонил и мне сообщили, что группа отбыла в Иерусалим, а там меня отправили обратно в Дамаск. Хорошо заметаешь следы, маленькая Кристи.

– Извини. Если бы знала, что есть шанс встретить тебя до Бейрута… Просто расписание поменялось, как-то это связано с билетами на самолет, поэтому мы путешествуем задом наперед и пришлось поменять гостиницу в Дамаске. Проклятье, завтра мы уезжаем в Бейрут! Мы здесь уже три дня. И ты все время тоже был здесь?

– Приехал вчера. Человек, с которым я должен встретиться, не появится до субботы, но как только я узнал, что здесь будешь ты, сразу и поехал. Как ты говоришь, проклятье. Слушай, может, и хорошо что они перевернули всю экскурсию, может, ты не обязана ехать завтра? Я здесь до конца недели, почему бы тебе не оторваться от группы, вместе поболтаемся по Дамаску, а потом присоединишься к ним в Бейруте? Ты ведь не обязана постоянно быть с ними? Вообще не понимаю, как ты попала в экскурсионную группу, как-то это не в твоем стиле.

– Пожалуй, нет, но вдруг очень захотелось увидеть эту часть света. Я о ней ничего не знаю, а они очень все упрощают – все заказывают, организуют, сопровождающий говорит по-арабски и знает все правила. Я бы одна не смогла, как ты думаешь?

– Не понимаю, почему. И не смотри огромными беспомощными глазами. Если существует на свете женщина, способная за собой присмотреть, это ты.

– Да, конечно. У меня черный пояс категории «Н». Хочешь верь, хочешь нет, но замечательно тебя видеть! Слава Богу, что твоя мама тебя выловила и сказала, что я здесь буду! Было бы прекрасно побыть немного вместе, но ничего не поделаешь. Я планировала остаться в Бейруте, когда группа отправится в субботу домой, не буду менять планы. Хорошо попутешествовал? Что-то вроде Большого Тура, да, и с Робби?

– Вроде того. Посмотрел мир и отшлифовал арабский, прежде чем начать по-настоящему работать в Бейруте. Это был как ураган… Пронеслись через Францию, на корабле привезли машину в Танжер, потом прогулялись через Северную Африку. Робби нужно было возвращаться домой из Каира, поэтому дальше я отправился один. Именно там я получил от матери письмо про это твое путешествие, и немедленно стал искать столкновения.

– Ты кого-то должен увидеть? Бизнес?

– Частично. Слушай, зачем мы здесь стоим? Здесь запах, и в любую секунду нас может сбить с ног осел. Пойдем чаю попьем.

– С удовольствием бы, но откуда взяться чаю в середине Дамаска?

– В моем гнезде. Нельзя представить ничего более похожего на дворец. – Он усмехнулся. – Я не в отеле, живу у человека, которого знал в Оксфорде, Бена Сифара. Не знаю, ты слышала когда-нибудь про него от отца? Отец Бена – очень важная персона в Дамаске, знает всех и владеет частью всего, его брат – банкир в Бейруте, а зять – министр внутренних дел. Они здесь считаются «хорошей семьей», а в Сирии это значит, что очень богаты.

– Отличный подход. По этому признаку у нас тоже отличная родословная.

– А разве не так?

Иронию кузена я отлично понимала. Наша семья откровенно и напоказ богата уже три поколения, и удивительно, сколько людей готовы игнорировать очень смешанную, если не сказать плебейскую кровь, стучащую в венах Мэнселов. Я засмеялась.