Книга Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов

Гонец совершил непростительную ошибку, когда услышал из обступившего дорогу терновника приказ остановиться. Вместо того чтобы бросить повод и неторопливо поднять руки раскрытыми ладонями вперед, он пришпорил светло-гнедого горбоносого жеребца. Понадеялся, видно, на резвость не единожды проверенного скакуна.

Конь всхрапнул и рванул с места в намет.

Всадник подался вперед, нависая над коротко стриженой гривой. Юное лицо разрумянилось от азарта и собственной лихости.

Волосяной аркан, вылетевший из зарослей, упал гонцу на плечи, безжалостно затягиваясь вокруг горла, рванул его прочь с седла. Паренек покатился, взрывая палую листву, перекувыркнулся и замер, неестественно вывернув левую руку.

Два коня проломили грудью колючие ветви и устремились в погоню за светло-гнедым. Копыта глухо застучали по сырой земле. Всадники привстали на стременах, раскручивая над головами хищные петли арканов.

Следом за ними из кустов выехали еще полдюжины вооруженных людей на ухоженных, хотя и низкорослых конях. Мохнатые, надвинутые на лоб шапки, украшенные петушиными перьями, темные, далеко не новые жупаны. У многих на груди нашиты кольчужные «лоскуты». У каждого на левом боку узкая, кривая сабля. Двое, бросив поводья на холки коней, держали в руках до половины натянутые луки с изготовленными стрелами.

Даже на первый взгляд было видно — не лесные добытчики. Войско. Реестр. Вернее всего, хоровские порубежники. Их нынешней осенью с берегов Стрыпы на северную границу воеводства перекинули. Вот и ходили дозорами порубежники вдоль дорог и трактов, мимо сел и застянков, от Хомутца, что на западе, до Жорнища, которое восточный угол хоровщины замыкает.

— Глянь-ко, Гавель! — воскликнул один, черноусый и чубатый. — Угорец никак!

Урядник, к которому он обращался, недовольно дернул плечом — отстань, мол, не до тебя. Его конь, осторожно ступая, приблизился к неподвижному телу. Гавель наклонился, внимательно рассматривая лежавшего гонца. Потом вскинул голову, сердито встопорщив рыжеватые усы. Зарычал, словно почуявший чужака цепной пес:

— Тюха! Тюха, мать твою через плетень! Ты что, вовсе языка брать разучился?

Седоусый порубежник, который, потупив глаза, спрыгнул с седла возле гонца и поспешно сматывал аркан, втянул голову в плечи. Виновато развел руками, вздохнул, словно пытаясь сказать: «Ну, не виноватый я... Не свезло».

— Ты что ж за горло петлей берешь? — продолжал разоряться урядник. Даже плетью в сердцах взмахнул, но не ударил, не уронил чести порубежника. — Пеньку ж ясно — за плечи надо!

— Дык я... Это... — промямлил Тюха, зовущийся на самом деле Автухом. — Ну...

— Ну... — передразнил Гавель. — Ну — баранки гну! Стойла чистить до конца кастрычника пойдешь! Понял? Мацей!

— Я! — живо откликнулся скуластый порубежник со сросшимися на переносье бровями.

— Обыскать!

— Кого?

— Тьфу на вас! Пеньки колодчатые! — Урядник со злостью щелкнул увесистым концом плети по голенищу. — Угорца обыщи! Не Тюху же...

Порубежники с готовностью заржали. Горяч урядник, но отходчив и повеселиться любит. С таким хоть за Стрыпу, хоть за Лугу, хоть к лешаку на блины в глухомань лесную. Не выдаст, не продаст.

Мацей перебросил повод на руки зубоскалящему соседу, соскочил на землю. Валкой походкой матерого кавалериста подошел к телу. Носком сапога перевернул.

Верно. Угорец.

Высокие скулы, тонкий нос с горбинкой. Полоска соболино-черных усов по верхней губе, словно густо наколоченной с водой сажи отхлебнул из глечика. Из уголка рта сбегала тонкая полоска крови. То ли легкие отбил, падая, то ли попросту губу прикусил.

Молодой. Совсем мальчишка.

Автух горестно вздохнул. Убивать-то любому из порубежников едва ли не в привычку, но тут... Вдруг безвинного жизни лишил? Грех великий перед Господом. Такой не вдруг отмолишь.

— Ты не ворочай. Обыскивай! — прикрикнул на бровастого Мацея урядник.

Тот нехотя присел у распростертого тела. Снял круглую шапку, сшитую по угорской моде из курчавой шкурки молодого барашка, потряс напоказ.

— Пусто.

— За пазухой гляди! — строго приказал Гавель.

Мацей пожал плечами, сунул руку угорцу за ворот. Завязки, которые стягивали горловину рубахи, расшитой солнечными колесами и топориками, мешали, и порубежник, недовольно скривившись, рванул их посильнее.

— Оп-паньки!

— Есть что? — насторожился Гавель.

— Да нашел никак, — пробурчал Мацей, выуживая на свет Господень черный кожаный шнур, затертый и лоснящийся от жира.

— Ладанка поди?.. — пробормотал Автух, неодобрительно поглядывая на командира.

— Закройся, Тюха! Подзимник на конюшне провести решил?

Провинившийся порубежник склонил голову и отошел к своему коню. Принялся цеплять аркан к задней луке.

Тем временем Мацей вытянул прикрепленный к шнуру продолговатый футляр.

— Что за хрень?

— Не твоего ума дело! — не допускающим возражения тоном отрубил урядник. — Сюда давай!

Порубежник сдернул с шеи мертвого угорца шнур и протянул командиру. Тот пару мгновений осматривал странное приспособление, потом подцепил желтым ногтем едва приметный выступ в торце футляра. Маленькая плоская крышечка соскочила, открыв пустоту внутри. Вернее, не совсем пустоту. В футляре лежал скрученный в трубочку листок пергамента.