Книга Вечность - Алисон Ноэль

— Угадай, кто?

Теплые влажные ладони Хейвен прижались к моим щекам таккрепко, что ободок ее почерневшего серебряного перстня с черепом оставил темныйслед на коже. Даже с закрытыми глазами я знаю, что ее крашеные в черный цветволосы расчесаны на прямой пробор, черный синтетический корсаж надет поверхводолазки (дань школьному дресс-коду), в длиннющей черной атласной юбке — дыра(там, где Хейвен зацепила подол тяжелым ботинком на толстой подошве), а глазаподруги кажутся золотистыми только благодаря желтым контактным линзам.

Еще я знаю, что папа Хейвен уехал вовсе не в командировку,мамин личный тренер — не столько «тренер», сколько «личный», а младший братсломал ее компакт-диск с записями группы «Эванесенс» и боится признаться.

Все это я знаю совершенно точно, хотя не подглядывала и невынюхивала, и никто мне ничего не рассказывал. Знаю, потому что у меня —парапсихические способности.

— Скорее угадывай, а то сейчас уже звонок!

Голос у моей подруги хриплый, осипший, словно она выкуриваетпо пачке в день — а на самом деле всего один раз попробовала.

Я тяну время, прикидываю — с кем бы ей меньше всегохотелось, чтобы ее перепутали?

— Хилари Дафф?

— Бр-р! Не угадала!

Она тесней прижимает ладони, не подозревая, что мне не нужновидеть, чтобы знать.

— Миссис Мерилин Мэнсон?

Она хохочет и отпускает руки. Лизнув большой палец, тянетсястереть след от кольца у меня на щеке, но я успеваю раньше. Не потому, что мнепротивны ее слюни (я же знаю, что она ничем не болеет) — просто не хочу,чтобы ко мне прикасались. Прикосновение слишком многое открывает о человеке,это безумно выматывает, и я стараюсь избегать этого любой ценой.

Хейвен сдергивает с моей головы капюшон и прищуривается,глядя на наушники у меня в ушах.

— Что слушаешь?

Вытаскиваю CD-плейер из внутреннего кармана — я во все своитолстовки с капюшонами вшила такие потайные кармашки, чтобы учителя не замечалибелые проводки, которые тянутся у меня из ушей. У Хейвен глаза лезут на лоб.

— Ничего себе! Ты что, на полную громкость поставила? Акто поет?

Она держит плейер между нами, чтобы можно было вместеслушать, как Сид Вишес визжит про анархию в Соединенном Королевстве. Есличестно, я даже не знаю, он за анархию или против. Знаю одно: поет он громко,так что ему почти удается заглушить мое ненормально обостренное восприятие.

— «Секс пистолз», — отвечаю я на вопрос и сновапрячу плейер.

— Надо же, ты меня еще и услышала! — улыбаетсяХейвен, и тут звонит звонок.

Я пожимаю плечами. Мне не нужно слушать, чтобы услышать.Правда, упоминать об этом совсем ни к чему. Я просто говорю — мол, встретимся встоловой, и направляюсь через двор к своему классу. Вся съеживаюсь,почувствовав, как двое парней пристраиваются к моей подруге сзади и наступаютей на подол, так что она чуть не падает. Хейвен, обернувшись, делает знак,приносящий несчастье (ну ладно, не приносит он несчастье, этот дурацкий знак,она сама его выдумала), и злобно сверкает желтыми глазищами. Парни тут жеотстают и больше к ней не вяжутся. Я вздыхаю спокойней и вхожу в класс, зная,что скоро остаточная энергия от прикосновения Хейвен рассеется.

Направляюсь к своему месту в последнем ряду. Перешагиваюсумку, которую Стейша Миллер нарочно положила у меня на пути, и старательноигнорирую ее традиционное приветствие.

— Лу-узерша! — выпевает она вполголоса.

Усаживаюсь за парту, всовываю в ухо наушник, опять натягиваюкапюшон, плюхаю рюкзак на соседний стул и жду, когда появится мистер Робинс.

Мистер Робинс всегда опаздывает — главным образом потому чтолюбит на перемене приложиться к серебряной фляжечке. Ну, это оттого что на негожена постоянно орет, дочка считает неудачником, и вообще все в жизни паршиво.Мне об этом стало известно в первый же день в новой школе, когда я передавалаему свои документы и случайно задела его руку. Теперь, если нужно что-нибудьему отдать, я просто кладу это на край учительского стола.

Я жду, закрыв глаза, спрятав руки в рукава и переключивплейер с вопящего Сида Вишеса на что-то помягче, мелодичнее. В классемаксимальная громкость не нужна. Здесь психическая энергия не так сильно бушует— может, из-за того, что на одного учителя приходится меньше учеников.

Я не всегда была уродом. Раньше я была нормальнымподростком. Бегала на школьные дискотеки, влюблялась в знаменитостей и страшногордилась длинными белокурыми волосами — мне тогда и в голову бы не пришлостягивать их в хвостик и прятать под капюшоном. У меня были мама, папа, младшаясестренка Райли и очаровательный желтый лабрадор по кличке Лютик. Я жила вчудесном доме, в приятном районе города Юджин, штат Орегон. Меня все любили, ябыла счастлива и не могла дождаться, когда начнется первый учебный год встаршей школе — меня только что выбрали капитаном команды болельщиц. Жизнь моябыла полна, выше — только небо. Жуткая банальность, и в то же время —совершенная правда, как это ни смешно.