Книга Двери в песке - Роджер Желязны

Подложив под голову левую руку, я лежал на покатойчерепичной крыше. И вдруг, случайно взглянув на рваные клочки облаков,разбросанные тут и там в голубой небесной луже, заметил в тени фронтона у себянад головой и над университетом буквы:

«ТЫ УЧУЯЛ МЕНЯ, ДЕД?»

Всего одна секунда, и надпись исчезла. А я пожал плечами.Затем, правда, решил принюхаться к легкому ветерку, который несколько секундназад промчался мимо.

– Извини, приятель, – пробормотал я, обращаясь ктаинственному любителю письменных сообщений, – что-то я ничего нечувствую, никаких особенных запахов.

Потом зевнул и потянулся. Наверное, задремав, я ухватилконец какого-то причудливого сна; пожалуй, мне повезло, что я не могувспомнить, о чем он был. Бросил взгляд на часы и обнаружил, что опаздываю наназначенную мне встречу. Впрочем, часы вполне могли показывать и неправильноевремя. По правде говоря, это было их обычное состояние.

Я сел на корточки, упираясь ногами в карниз, которыйудерживал лед на крыше, а правой рукой ухватился за фронтон. С крышипятиэтажного дома площадь внизу казалась мне изысканным пейзажем – бетон изелень деревьев, замысловатое переплетение теней и солнечного света, люди, чьидвижения напоминают актеров во время замедленной съемки в кино, фонтан, похожийна фаллос, конец которого получил изрядную дозу картечи. За фонтаном стоялДжефферсон-холл, где на третьем этаже располагался кабинет моего новогокуратора Дениса Вексрота. Я похлопал себя по карману брюк – карточка срасписанием на месте. Отлично.

Спускаться вниз, идти через площадь, а потом сноваподниматься на третий этаж – пустая трата времени, я ведь все равно уженаверху. И хотя путешествовать по крышам до захода солнца не принято исчитается нарушением установленных давным-давно традиций, да и в мои привычкитоже, как правило, не входит, добраться до нужного здания – учитывая, что всеони соединены друг с другом, – будет легко, да и вряд ли меня кто-нибудьзаметит.

Я прошел по фронтону и оказался у его дальнего края. Оттудаспрыгнул на плоскую крышу библиотеки. Никаких проблем – всего шесть футов. Иотправился дальше по крышам жилых домов, до церкви, словно Квазимодо, осторожноступая, прошел по карнизу, спустился по водосточной трубе; еще один карниз,потом большой дуб, и еще карниз – вот тут пришлось призвать на помощь ловкостьи умение. Великолепно! Наверняка сэкономил шесть или даже семь минут.

Когда я заглянул в окно, часы на стене показывали, что уменя еще в запасе целых три минуты, и я остался очень доволен собой.

Голова Дениса Вексрота, с выпученными глазами и широкооткрытым ртом, приподнялась от книги, медленно повернулась, на мгновениеоказалась в тени, а потом, не совсем уверенно, потащила за собой все остальноетело. И вот уже мой куратор стоит на ногах возле стола и смотрит на меня.

Я бросил взгляд назад, через плечо, стараясь понять, что жеего так ужасно разозлило, но в этот момент он поднял раму и сказал:

– Мистер Кассиди, что, черт подери, вы тут вытворяете?

Я снова повернулся к Денису Вексроту, который вцепился враму так, словно я собирался ее у него отнять, а она представляла для негосамую главную ценность в жизни.

– Ждал, когда подойдет время, на которое мыдоговорились с вами встретиться, потому что немного не рассчитал и пришел натри минуты раньше, – ответил я.

– Знаете что, спуститесь-ка вниз и поднимитесь сюда полестнице, как полагается нормальным… – начал он. А потом вдруг выкрикнул: –Нет! Подождите! Так я могу стать соучастником какой-нибудь гадости. Давайтезаходите!

Вексрот отступил в сторону, а я вошел в его контору. Он незахотел подать мне руку, несмотря на то что я тщательно вытер свою особственные брюки. Мой куратор отвернулся от меня и медленно сел за свой стол.

– Существует правило, запрещающее лазать по крышамзданий, – сообщил он мне.

– Да, – согласился я, – но это правило всеголишь формальность. Администрации было просто необходимо придумать что-то в этомдухе. Никто не обращает ни малей…

– Ведь именно вы, – сказал Вексрот, качаяголовой, – именно из-за вас и было придумано это правило. Я здесь совсемнедавно, и все же успел самым тщательным образом изучить все, что вас касается.

– По правде говоря, – заявил я, – если я неочень лезу на рожон и веду себя скромно, никого особенно не беспокоит моялюбовь к крышам…

– Акрофилия! – фыркнул Вексрот и хлопнул рукой попапке, которая лежала перед ним на столе. – Вы сумели найти и купитьпарочку беспринципных кретинов-врачей, чьи заключения помогли вам избежатьареста, вам даже стали сочувствовать и вы превратились в своего рода местнуюзнаменитость. Я только что прочитал эти бумаги. Куча навоза – и больше ничего.Лично меня они ни в чем не убедили. Я считаю, что это даже не смешно.

– Мне нравится лазать, – пожав плечами, сказаля. – Мне нравится забираться туда, где высоко. Я никогда не утверждал, чтов этом есть что-то смешное, а доктор Марко вовсе не беспринципный кретин.

Вексрот издал какой-то неопределенный звук и принялсялистать бумаги в папке. Я же почувствовал, что он мне не нравится. Короткоподстриженные, песочного цвета волосы, аккуратная бородка и такие же усы, скрывающиетонкие злые губы. Похоже, ему лет двадцать пять или около того. Грубит,держится высокомерно и важничает, даже сесть не предложил, хотя я, наверное, напарочку лет его старше, к тому же спешил, старался не опоздать на встречу.

Я уже видел его один раз – мельком, на какой-то вечеринке.Он тогда как следует надрался и вел себя куда дружелюбнее; вероятно, еще невидел папки с моими бумагами. Впрочем, это не должно было бы иметьпринципиального значения. Он обязан вести себя со мной de novo[1],а вовсе не основываясь на всякого рода сплетнях.

Ладно, кураторы приходят и уходят – университетские,факультетские, специальные. Мне доводилось иметь дело с самыми лучшими и ссамыми отвратительными. Сейчас я, пожалуй, и не смог бы сходу сказать, кто изних мне нравился больше всего. Может быть, Мерими. Или Крофорд. Мерими помогмне, когда меня хотели упрятать за решетку. Очень приличный человек. БлагодаряКрофорду я чуть было не закончил университет. Если бы ему удалось этогодобиться, он бы получил специальный приз, как Куратор Года. Хороший он былпарень. Только вот слишком уж развита у него творческая жилка. Интересно, гдеони сейчас?