Книга Булатный перстень - Дарья Плещеева

Случается, что нужно вложить всю силу в оплеуху. Не в удар дубиной или иным предметом, а именно в оплеуху — чтобы вышла чувствительной и сногсшибающей.

Александре это удалось — вертопрах Каменский отлетел на сажень, завалился в лопухи, прокомментировав выходку дамы самым недостойным кавалера образом.

— Поговори мне еще, — пригрозила Александра. — Ишь, купидон сыскался. — И пошла прочь, потирая правую руку.

Смех разбирал ее — до чего же нелепы мужчины, полагающие себя красавцами! Тонконогий и узкоплечий Каменский сам себе казался Антиноем и был убежден — не родилась еще женщина, способная устоять перед его чарами, а коли кобенится и кочевряжится — то знак — иди на приступ, ибо ей приятно сдаться на милость победителя. Даром он, что ли, бродил за ней с утра и осыпал двусмысленными комплиментами?

Вот и схлопотал по заслугам. Мог бы отделаться звонкой пощечиной, если бы просто полез целоваться. Но ему почему-то втемяшилось, что дама предпочтет атаку с тыла и ловкое задирание пышных юбок. Оплеуха, данная с разворота, сильно возмутила ухажера. Он искренне не понимал, как Сашка Денисова, уже не девица, а вдова почтенных лет, может отвергнуть его — великолепного, страстного, опытного, двадцатилетнего!

В жизни госпожи Денисовой это была не первая оплеуха — и, Бог даст, не последняя. Она казалась мужчинам доступной: потеряв мужа в двадцать два года, Александра вторично замуж не спешила, и что могли подумать кавалеры? Только то, что дама хочет вволю нагуляться.

Александра потрогала пройму правого рукава (от резкого движения шов, конечно, разошелся), оправила юбки и пошла прочь, оставив Каменского барахтаться в лопухах. Парк вокруг усадьбы Вороновых невелик, но причудлив — есть где побродить, развлекаясь искусственными развалинами, гротами с росписью на античный манер, китайским мостиком над прудом и прочими затеями.

Походка у нее была быстрая, а сражение с Каменским случилось, как она потом сообразила, на северном краю парка — там, где регулярные клумбы, боскеты и аллеи кончались. Справа находились оранжерея и домики садовников при ней, а слева — просто зелень и нечто вроде тропинки. Эта тропка подвернулась Александре под ноги. Выяснилось, что за оранжереей отсутствует ограда, и Александра поняла, что идет куда-то не туда, лишь оказавшись на речном берегу.

Точнее, это был берег излучины, где узкая речка раздалась вширь, отменное место для купальни, и Александра затосковала — в своем Спиридонове она бы, по случаю неожиданной майской жары, уже сидела по уши в воде или плавала наперегонки с девками, и даже ныряла. А тут изволь расхаживать по парку, прячась под широкополой шляпой, обливаясь потом, затянутая в корсет в погоне за тонкостью стана.

Решила хотя бы прогуляться босиком по мелководью, вздернув юбки повыше. Все-таки некое облегчение. Александра пошла вдоль берега, ища проход в кустах, чтобы спуститься к воде и не испортить платье.

Но эта затея не удалась. У противоположного берега дурачились какие-то мужчины — балуясь, топили друг дружку, кричали, хохотали. Их было трое, судя по голосам — молодые. Лютая зависть овладела Александрой — этим можно купаться нагишом, а если подобное позволит себе кто-либо из дам, гостящих у Вороновых, — заклюют.

Она встала за кустами, в тени, прислушиваясь. На излучине завязался спор — кто далее проплывет под водой. Мужчины встали — воды им было по грудь. Выбрав направление — прямиком к Александре, — по команде нырнули.

Нырять Александра умела, но проплывала под водой не более двух сажен. Подруги считали, что для женщины это подвиг, но «подвиг» из разряда ненужных. Но плавать в мужском обществе ей не доводилось, и на что способен опытный и сильный пловец, она не знала.

Этот пловец возник в трех шагах от берега. В жажде первенства последнюю часть нырка он не столько плыл, сколько полз по дну.

Наконец он вынырнул и обернулся. Заметив головы соперников на порядочном от себя расстоянии, вскочил на ноги.

Перед взором Александры возник мужчина такой стати и красоты, что встречается лишь на полотнах древнегреческих живописцев. Это был атлет в самом что ни есть античном понимании слова — широкоплечий, широкогрудый, с мощными мускулистыми ногами, той бронзовой смуглоты, какая возможна разве где-нибудь на Кипре или Крите. Если поставить рядом с ним хилого Каменского, зрелище вышло бы презабавное. Вообразив эту картину, Александра едва не расхохоталась, но зажала себе рот и хрюкнула самым простецким образом.

Атлет понял, что из кустов за ним наблюдают.

Без единого слова он повернулся к Александре спиной и в два шага оказался на достаточной глубине, чтобы не смущать даму своим откровенным видом. Лишь тогда он обернулся.

Она, показавшись, улыбнулась, улыбнулся и он. И тут Александра поняла, что счастлива.

Этот жаркий день, и комическая сценка с Каменским, и сверкающая река, и белый шиповник на берегу, и тайное желание роковой встречи, — все сплавилось и образовало сгусток горячей радости, в сердцевине которого — двадцативосьмилетняя женщина, чернобровая и румяная от природы, сильная телом и духом, ощущающая свою силу как торжество, гордая этой силой и лишь не знающая, на что бы ее употребить.

А в воде стоял тоже сильный, тоже гордый человек, не считая нужным скрываться под унылой, модной, тесной одеждой.

Атлет вдруг поднял руку — это был знак: подожди. И быстро поплыл на другой берег.

— Я не дура, — сказала себе Александра, — нет, я не дура.

Пусть радость продлится еще немного.

Атлет появился очень скоро. Он выплыл на мелководье и встал. Александра сперва растерялась: не каждый день к ней среди бела дня так решительно устремлялись нагие кавалеры. Но она ошиблась — незнакомец сделал себе набедренную повязку из рубахи.

— Разрешите представиться, сударыня, — сказал он. — Ее императорского величества фрегата «Мстиславец» капитан второго ранга Михайлов.

— Так вы моряк, сударь! Вот почему вы так ловко ныряете.

— Хотите спуститься к воде?

— Хочу, но не могу понять, где тут тропинка.

— Сделайте шагов десять вправо, за ивой — спуск.

Несколько удивленная спокойной, простой и толковой речью капитана, совершенно не смущенного своим видом, Александра приблизилась к иве и, придерживаясь за накренившийся ствол, стала спускаться. Он протянул руку и помог, даже высвободил оборку светло-васильковой юбки.

— Трудно вам, дамам, — сказал Михайлов. — Признайтесь, вам ведь страсть как хочется искупаться. А приличия не позволяют сбросить всю эту броню.

— Да, я бы охотно сплавала на тот берег, — согласилась Александра. — А приличия тоже необходимы. Иногда.

— Вы имеете в виду мой вид, сударыня? Но поверьте, через сто лет все будут так ходить. Набедренная повязка — все, что нужно естественному человеку, живущему в гармонии с природой. И то не во всех случаях жизни.