Книга Пуля для похитителя - Ирина Дягилева

Мои глаза лениво скользили по строчкам книги. Детектив был откровенно слабый. Сюжет вроде ничего, но когда я прочитала, что героиня «схватилась за живот, спазмы подкатили к самому горлу», то с возмущением захлопнула книгу. Моя мама, преподаватель словесности, научила меня относиться с уважением к книгам, поэтому я не стала швырять ее, давая выход своему раздражению, а аккуратно положила на тумбочку. Скорее всего, дело в моем плохом настроении. Если бы настроение у меня было хорошим, я бы просто не обратила никакого внимания на эти «спазмы». В самом деле, не все ли равно, что там подкатило к горлу, комок или спазмы? Кому какое дело до того, что спазмы не могут «подкатить»? Стоит ли так расстраиваться из–за такой мелочи? Автор старалась, придумывала сюжет, и не ее вина, что она — не Агата Кристи. А потом, еще неизвестно, как писала эта самая Агата Кристи. Кто знает, сколько у нее было подобных ляпсусов, над которыми поработали редакторы. Интересно, а у Шекспира редакторы правили текст или он писал сразу без помарок и огрехов?

В этот самый разгар моих литературных переживаний зазвонил телефон. Я сняла трубку.

— Привет, Пульхерчик, — услышала я незнакомый женский голос.

— Странно. Могу поклясться, что слышу вас впервые, — задумчиво пробормотала я, — но ваше фамильярное «Пульхерчик» говорит о том, что я, возможно, ошибаюсь.

— Пульсяндра, ты чего, не узнаешь меня? — рассмеялась женщина. — Хороший знак, скоро я разбогатею.

— Ловлю на слове. Не забудьте тогда со мною поделиться, — усмехнулась я. А сама между тем мучительно пыталась вспомнить, где я могла слышать этот голос, немного грубоватый, с хрипотцой и еле уловимым акцентом, свидетельствующим о том, что его обладательница родилась где угодно, только не в Москве. — Не хотите представиться? — поинтересовалась я.

— Консуэла Демидович. Пульхерия, тебе далеко за сорок, но память у тебя осталась девичья.

Ну конечно же Консуэла Аркадьевна Демидович, в девичестве Булкина. Неудивительно, что я сразу ее не вспомнила, ведь мы с ней не общались лет так семнадцать. Если мне далеко за сорок, то ей, должно быть, сейчас около сорока. Я считала свое имя экзотическим и на своих родителей за это немного обижалась, но сочетание Консуэла Булкина выглядело куда более экстравагантным, чем Пульхерия Дроздовская. Она когда–то была моей сослуживицей. Выйдя замуж, Консуэла с супругом уехала в Америку. Что–то у них там не заладилось, и они расстались. Консуэла присылала длиннющие письма о своем житье–бытье одной нашей с нею общей знакомой. В них Булкина–Демидович подробно описывала свои похождения.

Консуэла была очень красива: густые черные волосы, которые она эффектным движением головы откидывала назад, миловидное лицо с пухлыми губами и широко распахнутыми глазами, великолепная фигура с тонкой талией и крутыми бедрами. Мужчины ее обожали, но ни с одним из них она почему–то длительных отношений не поддерживала. То ли они ее бросали, то ли она их — не знаю, меня это не очень–то и интересовало. В Америке Консуэла бралась за любую работу. Начинала с кассирши в супермаркете, потом работала гувернанткой в богатых семьях — сначала эмигрантов из русских, а потом, когда выучила язык, и в семьях американцев.

В конце концов Демидович вернулась в Россию. Я слышала, что здесь она продолжала заниматься тем же — служила у новых русских. Нашей общей знакомой Консуэла хвалилась, что у нее есть отличные рекомендации от прежних хозяев, состоятельных американцев. Только я подозреваю, что она их себе сама написала. Стащила бумагу с фамильными логотипами да набросала на ней десяток хвалебных фраз в свой адрес на английском языке. Пойди теперь проверь.

— Ну, вспомнила?

— Вспомнила.

— А чего молчишь?

— Не могу решить, обидеться мне на тебя или нет? Ты мне напомнила, что я уже далеко не девочка, но что–то девичье во мне, оказывается, сохранилось и тон, каким ты все это сказала, мне не очень понравился.

— Будь проще, сочти за комплимент.

— Сомнительный какой–то комплимент…

— Давай где–нибудь встретимся, поболтаем по–дружески, вспомним всех наших.

— Спасибо, что–то не хочется, — отказалась я скучным голосом, — я не страдаю тоской по прошлому.

— Да что мы все о тебе да о тебе. Не хочешь у меня спросить, что мне от тебя нужно?

Я немного опешила от ее натиска и вяло поинтересовалась:

— Ну и что тебе от меня нужно?

— Хочешь заработать?

— Глупый вопрос, кто же этого не хочет. Ты, как я понимаю, жаждешь со мной поделиться опытом, как сделать миллион за полчаса, или ты его уже сделала и хочешь меня осчастливить просто так, по–братски, из альтруистических соображений?

Консуэла как–то неестественно громко захохотала.

— Я что, похожа на сумасшедшую?

— Да кто тебя знает? Ты же долгое время в Америке жила…

— Да я уже несколько лет в Москве тусуюсь.

— А звонишь только сейчас, предлагаешь вспомнить молодость…

— Не было повода…

— А сейчас он у тебя появился? — язвительно спросила я.

— Я же сказала, что предлагаю тебе заработать, — несколько нервно проговорила Консуэла, видимо, злясь на то, что я без особого восторга приняла ее слова. — Ну, хочешь?

— Заработать все хотят, но лично для меня важно, сколько и как. А от тебя я ничего, кроме общих слов, пока не слышу. Ты давай поконкретнее.

— Я тут в одной очень богатой семье работаю гувернанткой у мальчика восьми лет. Зовут Павликом. Мальчик хороший, спокойный, вежливый. У тебя хлопот с ним много не будет.

— Ты мне его предлагаешь купить или украсть? — Ответа почему–то не последовало. На другом конце провода воцарилось молчание. Я молчала тоже. Пауза угрожающе затягивалась, и я спросила: — Алё, гараж, ты там или уже отключилась?

— Я выпила глоток воды. Извини. Предлагаю тебе с ним посидеть, вернее, поработать его гувернанткой в течение двух недель.

— Гувернанткой?! Почему я? У меня нет для этого никаких данных: ни специального образования, ни опыта, ни призвания.

— Я не предлагаю тебе все время работать гувернанткой. Я хочу, чтобы ты подменила меня на время, пока я буду занята. Кстати, за работу ты получишь пятьсот евро.

— А почему так мало? Это ведь дорогой ребенок. Вернее, даже золотой ребенок…

— Не все в этом мире можно сводить к деньгам.

— А поменьше пафоса нельзя? Насколько я знаю, работа такого плана оплачивается значительно выше.

— Ты состоишь в профсоюзе гувернанток? — спросила Консуэла насмешливо.