Книга Второй после президента - Сергей Донской

Китай подчиняет своему влиянию соседние страны, хочет установить контроль и над природными богатствами России. Об этом заявили американские политологи после недавней встречи лидеров КНР и США… Влияние Китая в Восточном полушарии увеличивается; он получил доступ к ресурсам Центральной Азии, а также к главным судоходным линиям в Тихом океане. Политические амбиции КНР не менее агрессивны, чем амбиции, которые питали США сто лет назад, считает Роберт Каплан, старший научный сотрудник Центра за новую американскую безопасность…

ИА «НОВЫЙ РЕГИОН»

Шумный, яркий Пекин с его одиннадцатью миллионами жителей постепенно погружался в сон. Освобождались от заторов многорядные автострады, пустели площади перед храмами, затихали птицы в императорских садах, а из древних усыпальниц Запретного города выходили призраки двадцати четырех императоров династий Мин и Цин, чтобы прогуляться при луне по удивительному городу, в котором невзрачные пагоды соседствуют с величественными небоскребами, а строгие, почти сталинские проспекты пересекаются азиатскими переулочками.

Запретный город, или, как его именуют теперь, Гугун – это бывшая императорская резиденция в самом сердце Пекина. Туристов водят сюда через Ворота Небесного Спокойствия. Гугун, что в переводе означает «Большой дворец», на самом деле не просто большой, а самый грандиозный дворцовый комплекс в мире, состоящий из 9000 строений.

От обилия изящно изогнутых желтых крыш кажется, что все они вот-вот оторвутся от зданий и поплывут по безбрежному небу, словно корабли по морю. Бронзовые будды и таинственные китайские божки соседствуют с львами и драконами; повсюду, подобно стволам вековых деревьев, вздымаются необхватные красные колонны, а настоящие растения кажутся сошедшими с шелковых акварелей и гравюр…

Да, в Гугуне, несомненно, есть на что посмотреть. Но я предлагаю вам повернуть на запад, где на берегах рукотворного озера Чжуннаньхай раскинулся так называемый Новый запретный город. Населен он не какими-то бледными императорскими призраками, а реальными руководителями нового типа – высшими должностными лицами Китайской Народной Республики. Правительственная резиденция вместе с ее обитателями зовется Чжуннаньхай, аналогично тому, как Кремль используется для обозначения властной верхушки России.

Для человека, стоящего у окна своего кабинета в современном Запретном городе, название Чжуннаньхай не казалось труднопроизносимым и звучало для него понятно и просто: «Море центра и юга».

В глазах иностранцев он был просто китайцем, сами же китайцы свободно распознавали в нем представителя народности хань. На днях ему исполнилось шестьдесят восемь лет. Его звали Хо Дзинтяо, он был Генеральным секретарем Центрального комитета Коммунистической партии Китайской Народной Республики. Сокращенно – Генсек ЦК КП КНР. Он занимал еще много разных высших постов, а плюс к тому, подобно Мао Цзэдуну, являлся Председателем. Это означало, что абсолютно все бразды правления страной находятся в его руках.

Всякий раз, размышляя об этом, Председатель Хо Дзинтяо невольно дивился той высоте, на которую его занесло колесо Судьбы. Жалкий гидротехник, к тому же сильно потрепанный культурной революцией при Мао, он не имел шансов подняться выше простого работяги в строительной бригаде, однако проявил характер, вступил в комсомол, в партию, пробился в китайское руководство и после ожесточенной схватки за власть стал вождем одной четвертой части населения Земли.

Неисповедимы пути Дао! Слава Коммунистической партии Китая!

Насчитывающая 70 000 000 членов, партия была незыблемым пьедесталом, на котором высилась монументальная фигура Председателя Дзинтяо. Оттуда, из слепящей поднебесной выси, слышался его голос, достигающий ушей каждого соотечественника: Используй власть ради народа, проявляй заботу о народе и добивайся пользы для народа. Немногие из своих изречений Председатель помнил наизусть, но некоторые настолько приходились ему по душе, что он повелел выписывать их из газеты «Жэньминь жибао» и заносить в специальную маленькую книжечку, которую перелистывал порой, чтобы лишний раз подивиться той поистине божественной мудрости, которая осеняла его порой.

Ну кто еще, как не великий, сумеет сказать так ясно и так просто: «Чтобы преуспеть в жизни, будь внимателен к мелочам и мужественен в принятии решений». Или вот: «Только тот, кто не колеблется, не ленится и неуклонно идет к своей цели, тот непременно добьется успеха». А? Каково?

Сдержанно улыбаясь, Дзинтяо подумал, что, помимо решимости, обладает многими другими качествами, позволившими ему подняться над обычными смертными. Например, мудростью. И скромностью, помогающей сохранить трезвый рассудок. Несмотря на многомиллионный хор голосов, ежедневно славящих Председателя, он не загордился, не возомнил себя богом. Оставался все таким же простым и неприхотливым, как прежде. Может быть, в этом и заключается подлинное величие?

Отвернувшись от окна, Дзинтяо сделал вялый жест, заставивший девушек в шуршащих шелковых нарядах и с ароматными свечами в руках наперегонки выбежать из комнаты. Оставшись один, он забрался с ногами на низкий диван с подушками, сунул в рот засахаренную сливу на бамбуковой палочке и открыл книгу.

То был не сборник собственных цитат. Не Пушкин, не Тургенев, не Гоголь и даже не Лев Толстой, которого Председатель Дзинтяо почитал величайшим писателем современности, достойным того, чтобы каждый образованный человек прочел его «Войну и мир» в оригинале. Книга, взятая в руки Председателем, называлась «Братья», а написал ее некий Да Чен, китайский эмигрант, сбежавший в Америку. Его роман побывал в списке бестселлеров газеты «Нью-Йорк таймс» и уже был переведен на несколько языков.

Погрузившись в чтение, Председатель потянулся за очередной сливой, нащупал ее, но так и не взял в руку, потому что дошел до эпизода, в котором беременная женщина решила покончить с собой. Несчастная прыгнула с высокой скалы, но, пока она падала вниз, ее новорожденный сын (будущий главный герой, как догадался проницательный Председатель) успел зацепиться пуповиной за ветку чайного дерева и повис там, в надежде на спасение, которое явилось в образе проходящего мимо деревенского врача. К двум годам чудо-младенец уже умел читать рецепты на древнекитайском, к трем годам знал около половины лекарственных трав, а в четыре указал приемному отцу, что тот выписал пациентке не то снадобье.