Книга Исчезновение - Лиза Гарднер

Вторник, 00.24

Она снова заснула — помимо своей воли. Она бьется под одеялом, перекатывает голову с боку на бок, пытается удержать саму себя — во сне — и не подниматься по этой лестнице, не открывать эту дверь, не ступать во мрак.

Она просыпается с криком — глаза широко раскрыты, как будто по-прежнему перед ними стоит то, что ей не хочется видеть. Медленно-медленно она возвращается к реальности и замечает серые стены, темные окна, пустую половину кровати.

Она идет в ванную, засовывает голову под кран и жадно пьет теплую воду. Слышно, как за окном шумит дождь. Похоже, он льет уже целую вечность — но, возможно, виной тому всего лишь ее состояние.

Она отправляется на кухню. Записка по-прежнему на столе. Прошло семь дней — с тех пор она ее не перечитывала, но не может найти в себе силы выбросить.

Проверяет холодильник: йогурт, тунец, ананас, яйца. Решает приготовить яичницу, но вспоминает, что срок годности яиц истек две недели назад.

К черту, она вернется в постель!

Тот же сон, те же образы, тот же дикий крик.

В час ночи она окончательно решает встать. Принимает душ, ищет чистую одежду, потом разглядывает свое изможденное лицо в зеркале.

«Подбери синоним к слову „облом“, — говорит она себе и отвечает: — Рэйни».

И отправляется на прогулку.

Вторник, 02.47

— Ребенок плачет, — пробормотал он.

— Ну так встань.

— Мм-м… милая, сегодня твоя очередь.

— Карл, ради Бога. Это телефон, а не ребенок. Тебе звонят. Прекрати ворчать.

Жена Карлтона Кинкейда, Тина, ткнула мужа локтем в бок, потом сунула ему трубку и снова залезла в постель, натянув одеяло на голову. Тина была не из тех людей, у которых пик активности приходится на ночное время.

К сожалению, таким же был и детектив Кинкейд. Он служил в портлендском полицейском участке штата Орегон, занимался расследованием серьезных преступлений и постоянно был готов к такого рода звонкам. Звучит внушительно. Даже слишком. Тем не менее вот уже примерно восемь месяцев Кинкейд не высыпался как следует, и это давало о себе знать. Теперь он мрачно уставился на телефон и подумал: «Пусть это будут хорошие новости».

Кинкейд сел и попытался говорить бодро.

— Привет.

На другом конце провода отозвался патрульный. Его вызвал помощник шерифа: на проселочной дороге, в округе Тилламук, обнаружили брошенную машину. Владельца найти не удалось — ни поблизости, ни по месту проживания.

Кинкейд спросил:

— Машина частная или прокатная?

— Не знаю.

— Так выясните. Если машина частная, нужно будет получить разрешение на обыск дома и прилегающей территории. Вам также придется связаться с окружным прокурором и взять ордер на обыск машины. В общем, осмотритесь на месте, а я буду, — Кинкейд взглянул на часы, — через пятьдесят пять минут.

— Да, сэр.

Патрульный повесил трубку, Кинкейд встал. Последние двадцать лет он проработал в полиции. Когда-то начинал патрульным, потом некоторое время служил в оперативной группе, затем перевелся в отдел, занимающийся расследованиями особо тяжких преступлений. За этот срок он обзавелся красавицей женой, огромной черной собакой и — восемь месяцев назад — сынишкой. Жизнь шла по плану — если, конечно, в плане предусматривался тот факт, что Кинкейд и его жена в течение полугода с лишним не могли толком ни поспать, ни поесть.

Дети всегда держат тебя в напряжении. Работа тоже.

Кинкейд слышал, как по крыше стучит дождь. И в такую распроклятую ночь ему придется вылезать из постели! В багажнике машины всегда лежали две смены одежды. По нынешней погоде хватит на полчаса. Черт! Он с мукой взглянул на жену и подумал, что лучше бы заплакал ребенок.

Двигаясь автоматически, Кинкейд открыл шкаф и начал одеваться. Он уже застегивал рубашку, когда жена вздохнула и села.

— Что-то серьезное? — шепотом спросила она.

— Не знаю. Брошенная машина возле Бейкерсвилла.

— Ну хорошо, а ты-то здесь при чем?

— Дверца со стороны водительского сиденья открыта, мотор работает, на пассажирском месте лежит дамская сумочка.

Тина нахмурилась:

— Странно.

— Да.

— Милый, я ненавижу странности.

Кинкейд натянул пиджак, подошел к жене и поцеловал ее в щеку.

— Спи, дорогая. Я люблю тебя.

Вторник, 01.47

Она ни черта не видит. Дворники отчаянно елозят по ветровому стеклу. Никакой разницы. Дождь льет, льет, льет. Дорога делает поворот. Она слишком поздно выкручивает руль, и ее заносит.

Рэйни тяжело дышит. Икает. Плачет? Трудно сказать. Но, слава Богу, она одна в темноте.

Она жмет на газ и осторожно возвращается на нужную полосу. В столь поздней поездке есть свои плюсы. Дорога пуста, и от ее ошибок никто не пострадает.

Рэйни знает, куда едет, хоть и не признается себе в этом. Если бы она подумала заранее, это был бы уже сознательный выбор — и он подтвердил бы, что у нее проблемы. Куда проще: как будто случайно оказалась на парковке перед баром «Тостед лаб». На посыпанном галькой участке стоит еще полдесятка машин, в основном мощные пикапы.

«Заядлые выпивохи», — думает Рэйни. Нужно быть законченным алкоголиком, чтобы выйти из дому в такую ночь.

Что она здесь делает?

Она сидит в машине, изо всех сил сжимая руль, чувствуя, как начинает дрожать. Во рту скапливается слюна. Рэйни уже предвкушает первый, долгий глоток ледяного пива.

Еще какой-то момент она балансирует на краю.

«Езжай домой, Рэйни. Ляг в постель, посмотри телевизор, почитай. Сделай все, что угодно, только не это».

Теперь уже все ее тело содрогается, когда она сидит, скорчившись, в машине.

Если она поедет домой, то заснет. А если заснет…

«Не поднимайся по этой лестнице. Не открывай эту дверь. Не заглядывай в темноту».

Внутри ее самой столько темноты! Рэйни хочет быть настоящим человеком. Хочет быть сильной, решительной и благоразумной. Но она все время чувствует, как в ее сознании клубится мрак. Это началось четыре месяца назад, когда в отдаленных уголках ее сознания зашевелились первые тени. Теперь темнота поглотила ее целиком. Она летит в бездну и больше никогда не увидит света.

Рэйни слышит шум.

Она поднимает голову.

Видит огромную фигуру, которая внезапно возникает перед ней в потоках ливня. Рэйни не кричит. Ее рука сжимает пистолет.