Книга Бродяга - Гульнара Черепашка

Гульнара Черепашка

Бродяга

Глава 1

В один ясный летний день на улицах Ковентри появился словно из ниоткуда худой бледный парень в потрепанной одежде. Простоватые черты лица и длинные мосластые руки в мозолях выдавали в нем потомственного крестьянина. Простецкого покроя одежда из грубой небеленой ткани тоже намекала, что всю жизнь он провел в деревне. Скорее всего, работая чьим-то батраком. Парень шагал по центральным улицам, растерянно оглядываясь. Взгляд его бесцельно блуждал по зданиям и лицам, ни на чем не задерживаясь. Да и шел он медленно, едва ли имея какую-то цель.

Когда солнце поднялось в зенит и начало основательно припекать, парень добрался до рыночной площади. Здесь взгляд его — пустой и неподвижный — немного оживился.

Оглядевшись, он решительно направился к концу скотного ряда, туда, где собирались извозчики. Не обращая внимания на давку и толчею, парень протиснулся туда, где находились загоны и стойла для скотины. Рядом имелся колодец с насосом. Усталое лицо бродяги просияло. Он тут же бросился к рычагу.

Напившись вволю, еще и умылся. Выпрямился, потянулся, разминая спину и плечи.

— Чего застыл, деревенщина! — рявкнули на него тут же. — Откуда вас носит, таких! А ну, отойди в сторону — коней не напоишь из-за таких вот! — раздраженный возница щелкнул кнутом, намекая, что бродяге сейчас достанется.

На лице парня проступило непонимание. Затем он вновь просиял.

— Господин, — он слегка поклонился. И залопотал на неведомом наречии.

С трудом возница различил, что это — какой-то диалект одного восточного королевства. Даже на своем родном языке парень безбожно коверкал слова, а акцент заставил бы поморщиться брезгливо и его земляка.

Бродяга предлагал набрать воды для коней, если господин кучер сильно торопится.

Возница нахмурился, а потом махнул рукой: набирай, мол. Ему же лучше — не надо слезать с козел. Ясно, что бродяга не просто так лезет и кожи вон: надеется на мелкую монету! А вот шиш ему. Обойдется.

Набрав воды, оборванец улыбнулся и, поклонившись, потопал прочь. Даже требовать не стал платы! Возница ощутил себя обманутым.

Он-то уж настроился на спор и ругань. На то, что наглый попрошайка примется клянчить монеты в уплату за так называемую помощь. А тот воды набрал как ни в чем не бывало — да пошел себе!

— А ну стой! — взревел извозчик. — Не бывало такого, чтоб в нашем роду за услуги не расплачивались! — и швырнул в спину нищему молодому нахалу не одну монетку, которой сперва жалел, а аж три.

— Господин, — тот, обернувшись, снова поклонился — и снова как-то слегка, без заискивания. Пролопотал какое-то слово — вроде бы благодарность на своем наречии.

Без затей опустился коленями в пыль, собрал брошенные ему монеты и, поднявшись, потопал, куда и шел вначале. Возница задохнулся от возмущения — экая наглость! Не клянчил, не ныл, не умолял. Даже не ругался — не дал ни единого повода протянуть его хлыстом. Кланялся как положено — но с таким чувством собственного достоинства, словно не бродяга, а твой граф! А еще невыносимо жаль сделалось трех медяков, которые сам же и швырнул в спину наглецу.

— Чего это ты так расщедрился? — удивился его товарищ, подходя к козлам. — Аж три монету этакому оборванцу! Не жирно ли?

— Ему и одной было бы много! — возмущенно пропыхтел тот. — Ишь! Вот морок наслал, не иначе!

— Скажешь еще, морок! — фыркнул тот. — Так прямо и скажи: солнышко тебе голову напекло. Вот и чудишь, — ухмыльнулся добродушно и направился к своим коням.

Тот, что швырнул медяки бродяге, засопел, чуть не лопаясь от негодования. И ничего ведь не поделаешь. Не гнаться ведь, бросив коней и коляску! Да и выезжать сейчас на улицу — животные передохнули. Только и остается, что надеяться — оборванец привлечет внимание стражи, и его засадят в кутузку. Нечего таким по улицам шляться!

*** ***

Три монеты оказались нежданной удачей. Аргент радовался уже тому, что его не вытянули кнутом поперек спины.

Навидался он таких людей: не так-то вроде и поднялись над простыми работягами или землепашцами. Тоже ведь работают в поте лица. А спеси побольше, чем у иного вельможи! Вельмож Аргент, правда, живых не видел вблизи ни разу. Только слыхал про них.

Сейчас парень торопливо шагал к рядам, где видел, как продается сдоба. Хватит трех монет на булочку? Если нет — купит простую лепешку. Есть хотелось невыносимо.

По дороге, правда, пришлось задержаться.

Увидел, как какой-то краснолицый фермер, отдуваясь, грузит тяжелые тюки на повозку. Подошел, предложил помочь. Тот махнул рукой.

Пока помогал загрузить повозку, вслушивался в то, как лопочут вокруг. Нет-нет, проскакивали смутно знакомые слова. Чем-то незнакомый язык напоминал звучанием привычный гельвейский говор. Но… разобрать как следует не получалось.

Фермер не дал за помощь ни монетки. Взгромоздился на козлы и тронул поводья.

Что ж, не свезло. Зря только время и силы потратил, ничего не попишешь. Аргент давно научился равнодушно принимать как дары судьбы, так и ее удары и насмешки.

Хотел идти дальше — но его поманил другой человек в скотном ряду. Ему надо было убрать клетки, опустевшие после продажи кур. Аргент кивнул, принялся закидывать их в повозку. Сейчас все уберет — потом залезет и уложит всё как следует. Интересно, этот-то заплатит?

До рядов со сдобой парень в итоге добрался часа через два. Помог нескольким торговцам, правда, заплатили лишь двое из них. В кармане у Аргента появились еще две мелкие серебряные монетки. Невесомые и тонкие, похожие на рыбьи чешуйки. Медяки — те были увесистые.

Одну серебряную монетку пришлось потратить на миску похлебки с ломтем хлеба. Ну, хоть поел! Вторую оставил на ночлег. Который еще требовалось найти.

Город выглядел большим, суетным. Наверняка где-нибудь на окраинах имеются и ночлежки для бродяг и нищих. Одна беда — Аргент представления не имел, где именно, и как туда добраться. Расспросить никого не расспросишь — местного языка он не понимал. Хоть и вслушивался в разговоры местных, напрягая слух — но понимал только знаки руками, и сам объяснялся так же.

Он пытался обратиться к нескольким лавочникам, показывая им руки, подложенные под голову. Те ухмылялись, но ничего толком не говорили. Ну, или он не понимал, а они не особенно стремились разъяснить.

Потому,