Книга Аромат рая - Дженнифер Блейк

Солнце наконец-то село, и за высокими – от потолка до пола, распахнутыми навстречу вечернему воздуху окнами опустились тропические сумерки. Здесь, в своей спальне, Элен Мари Ларпен готовилась к свадьбе. Свечи, горевшие по обеим сторонам зеркала на туалетном столике, возносили тонкие серые струйки дыма к высокому потолку. Щеки Элен пылали, золотистые волосы на лбу и на висках потемнели от пота. Лихорадочно блестевшие глаза девушки выдавали ее страдание, но оно не было связано с той духотой, которая оставалась в комнате после утомительного, жаркого дня.

– Я не могу пойти на такое, Дивота! – с отчаянием в голосе повторяла Элен, встречаясь взглядами в зеркале со своей горничной. – Ну просто не могу!..

Дивота старательно расчесывала и укладывала в прическу длинные, прекрасные волосы своей любимой воспитанницы.

– Не расстраивайся, chere[1]. Церемония быстро закончится, и потом все будет хорошо...

– Не могу понять, почему папа так настаивает на этой свадьбе, и именно теперь?

– Это было решено давным-давно.

– Да, но решение-то принимала не я... – Горничная внимательно рассматривала бледное лицо молодой женщины с нервным румянцем на высоких скулах, с жестко поджатыми губами изящно вылепленного рта, с резкими складками вокруг прямого носа со слегка вздернутым кончиком.

– Уж не боишься ли ты, моя дорогая, а? – спросила Дивота.

– Конечно, я боюсь!.. Как можно затевать пышную свадьбу сейчас? Это ведь чистое безумие! Почему бы нам не пожениться тихо и спокойно, чтобы присутствовали только ты и папа, да еще один или два друга семьи в качестве свидетелей? Какой смысл щеголять нашей экстравагантностью перед беглыми рабами?

– Думаю, твой отец наконец понял, что не существует ничего постоянного, но он просто решил притвориться, что на острове все остается по-прежнему.

– А Дюран еще и поддерживает его в этом.

Тон, которым Элен произнесла имя своего жениха, не выдавал ни ее любви, ни даже малейшего уважения к нему.

– Они оба одного поля ягоды.

Такое замечание, высказанное Дивотой в адрес хозяина дома и жениха Элен, не показалось девушке чем-то необычным. Горничная-мулатка приходилась ей теткой, потому что была младшей сводной сестрой ее покойной матери. Все в семье признавали такие отношения родства между ними, потому что не находили в них ничего необычного.

Высокая женщина с кожей золотисто-коричневого оттенка, с орлиными чертами лица и жесткими волнистыми волосами, спрятанными под распространенным на островах Вест-Индии платком, называемым тиньоном, говорила грамотно, что свидетельствовало о ее образовании, которое она получила вместе с матерью Элен. Дивота была неразлучна с Элен с момента появления девочки на свет – ее родная мать умерла при родах.

Подумав, горничная продолжала:

– Но я говорю не о страхах, связанных с опасной ситуацией, сложившейся на острове, а о твоем женихе. Ты же не можешь сказать, что не представляешь того, что ожидает тебя этой ночью... А может, ты боишься Дюрана Гамбьера? Боишься того, что он сделает ночью?

– Нет, конечно... Если мне и боязно, то только немного... Но, Дивота, а что, если он не... не отнесется ко мне с пониманием?

– Но ведь он благородный мужчина, джентльмен... Он станет чтить тебя как свою жену, как мать его будущих детей...

– Да, но будет ли он нежным и терпеливым или вынудит меня делать то, что ему захочется?

– Короче говоря, воспользуется ли он твоими ласками и будет ли внимателен к тебе? Ты это хочешь знать?

– Да, – ответила тихо Элен.

– В этом не сомневайся. Мы ведь можем сделать так, что Дюран станет твоим рабом.

Элен взглянула на Дивоту с недоверчивой улыбкой:

—Неужели такое возможно?

– Подожди-ка минуточку. – И, упрямо поджав губы, горничная круто повернулась и быстро вышла из комнаты.

Элен удивленно посмотрела вслед женщине. «Что пришло Дивоте в голову? Временами она бывает такой странной. Вот и сейчас вышла из комнаты, прервав такое важное дело, как предсвадебные приготовления... А ведь времени почти не осталось, скоро я должна появиться перед гостями...»

Встревожившись, Элен вскочила и направилась к окну. Задняя галерея, на которую оно выходило, была пуста. Вечер за окнами оставался душным. Насекомые и ночные птицы, которые обычно заполняли воздух своим невнятным шумом, затихли. Слышны были только скрип каретных колес на посыпанных ракушечником дорожках, возгласы прибывающих гостей у парадной двери, а из-под галереи, с террасы, где должна была происходить церемония, раздавались звуки смычковых инструментов трио музыкантов-негров, нанятых по этому случаю, настраивали их, проигрывая отрывки мелодий. И еще откуда-то издалека несся невнятный шум, похожий на раскаты отдаленного грома. Это на окрестных холмах били барабаны. Элен вздрогнула.

Запахи жарившегося на кухне мяса смешивались с ароматом цветов и плодов, со знакомыми с детства запахами моря, которые всегда ощущаешь здесь, на острове Сан-Доминго[2].

Женитьбу двадцатитрехлетней Элен и Дюрана Гамбьера, который был старше ее на шесть лет, их родители задумали давно. Элен училась в школе-пансионе под Парижем, когда негры-рабы подняли восстание на Сан-Доминго. Ее отец в тот момент находился на пути во Францию, намереваясь увезти дочь подальше от опасностей разразившейся там кровавой революции. Забрав Элен из школы-пансиона, отец пристроил ее на время пожить у дальних родственников, солидных буржуа, торговцев в Гавре, которые старательно соблюдали нейтралитет по отношению к политической борьбе во Франции. Затем месье Ларпен уехал в Новый Орлеан и, присоединившись к беженцам, вскоре вернулся на Сан-Доминго.

В начале восстания негры и мулаты объединились против белых, совершая набеги на дома владельцев плантаций, разоряя и убивая своих хозяев. Французское правительство, увязшее в последствиях революционного переворота в стране, оказалось неспособным послать достаточное количество войск, чтобы подавить освободительное движение, охватившее весь остров. Однако из-за взаимных распрей между неграми и мулатами попеременно то одна, то другая часть восставших силой и интригами устанавливала на острове свое господство. Когда же республиканская Франция смогла наконец послать войска, чтобы восстановить свою власть в колонии, мулаты присоединились к отрядам регулярной армии, выступавшей против негров, а негры, в причудливом volte-face[3], объединились перед новой угрозой со своими прежними хозяевами – с французскими плантаторами-роялистами. Позже, когда испанцы и англичане перенесли войну в Европе в Карибский бассейн, негры-рабы под предводительством своих вождей сначала Туссена-Лувертюра и после его пленения Жан-Жака Дессалина вступили в союз с этими противниками французов.