Книга Балбесы - Alexander Blinddog

Балбесы

Пролог

Для М.

Если однажды наступит тот день, когда я сяду в мягкое кресло возле камина, а вокруг рассядутся мои многочисленные внуки и спросят:

- Дедушка, расскажи, как ты дошёл до жизни такой?

С чего начать? С какого события откроет повествование гобелен моей жизни? Какую картину первой нарисует трудолюбивая игла старательной швеи? С каких слов начать мою историю? История моя началась здесь:

- Тебе конец, змеёныш, - сказал Мясник Билл, суя мне под нос кинжал.

Нет, пожалуй, гораздо раньше.

- Тебе конец, цыплёночек, - сказал Змеиный Глаз, суя мне под глаз мясницкий тесак.

Эх, нет, тоже слишком рано. Любое повествование надо начать с точки поворотного момента. Не слишком рано, чтобы не дать заскучать внимательному слушателю историями, как в детстве я лепил пироги из грязи, но и не слишком поздно, дабы не растерялись мои внуки от мыслей, как оказался в этом густом водовороте их седой и мудрый дедушка...

Глава 1 Генри

Хотя сегодняшний день должен был изменить всё в жизни Генри, начинался он столь же паршиво, как и любой другой.

- Генри, Генри! Вставай, лежебока окаянный!

Он с трудом разлепил глаза. Солнце уже вовсю светило даже сквозь мутное стекло, закрывавшее единственное окошко его маленькой спальни на чердаке. В комнату, как разъярённая медведица ворвалась его мать.

- Ну вы только посмотрите на него, люди добрые, день уже к закату, а он всё спит! Ох и дали же боги единственного сына бездельника.

Она продолжала выть и причитать, пока Генри медленно продирал глаза. Вчерашний вечер выдался напряжённым и долгим, так что заснул он едва ли часа четыре тому назад, но матери об этом лучше не стоило бы знать.

- Ишь, развалился, будто герцог какой важный. Простите ваше величество, что посмела тревожить вас, - продолжала завывать она. - Семнадцатый год остолопу, а он всё в койке валяется, будто младенец, тьху.

Тело её, дородное и белое, выпиравшее из-под каждой части одежды, будто тесто из квашни, содрогалось от праведного гнева и возмущения.

- Вставай, засранец, иди хоть отцу-то помоги, дел в харчевне невпроворот, гостей не протолкнуться, а их светлость почивать изволят, тьху. Ох и послали же боги лежебоку на мою шею.

Она вытерла руки о грязный передник, снова сплюнула и ушла, тяжело громыхая по скрипучим ступенькам. Генри печально вздохнул, сел в кровати, взъерошил волосы. Его тюфячок, набитый старой соломой, прохудился, и повсюду торчали соломинки, а дырявое и латанное много раз одеяло едва согревало. Генри мучило лёгкое похмелье после вчерашнего. Да, вчерашнее…

Вчерашняя игра у тётушки Молли затянулось до позднего утра, когда ставки пошли уже по крупному, но хвала богам, удача была на его стороне и ему удалось оттяпать часть выигрыша. Теперь его взнос окончательно готов. Партия, которая начнётся сегодня вечером не идёт ни в какое сравнение с картами по-мелкому у тётушки. Сегодня Генри наконец станет богат и навсегда покинет этот сумасшедший дом, который его родители называют харчевней «Три кота».

Предаваясь этим приятным мечтам, Генри натянул бриджи, ботинки, расправил рубаху, которую вчера забыл снять и, позёвывая, спустился в общий зал. Летняя ярмарка давала о себе знать, в харчевне было не протолкнуться, народ без остановки шнырял взад назад. В углу три межевых рыцаря распивали эль с утра пораньше, бард, в шляпе с гигантским пером, во весь голос орал какую-то балладу о принцессе и похотливом драконе, краснощёкие купцы кидают подозрительные взгляды, а в самом мрачном закутке сидит кучка подозрительных типов, мерзкой наружности. То ли бандиты, то ли и того хуже – сборщики налогов.

Со всех сторон нёсся гомон десятков разговоров.

- Да я за тебя, падла, кровь проливал в битве у Гусиной речки…

- Богом клянусь, как арбузы!..

- Таможенные сборы опять повысят…

- Ну, я и всадил ему меч в бочину, пхахах…

- Будет война, я тебе говорю, герольды с призывными письмами уже по всем имениям скачут и рекрутёров разослали, я тебе говорю...

- Ох, проснулся, наконец.

Незаметно сзади подошёл отец, таща поднос полный варёных в меду яблок.

- Иди вон, помогай, давай.

Отец впихнул Генри поднос и пошёл обратно на кухню, утирая гигантским платком раскрасневшуюся лысину.

- Тебя только за смертью посылать, пацан, - сказал рыцарь в ржавых наплечах, выхватывая поднос и сразу же вгрызаясь в яблоко так, что сок и мёд заструились по его бороде.

«Вы меня вообще никуда не посылали», мрачно подумал Генри, но вслух благоразумно ничего не сказал.

- Не учили, чёрт тебя дери, что для благородных господ надо пошевеливать булкой, а? - спросил рыцарь не прожёвывая, и куски яблок посыпались ему на мятый нагрудник.

«Благородные господа в такие места, как «Три кота» не ходят, и ржавых доспехов-то не носят», подумал Генри, но снова благоразумно промолчал.

В прошлом году работающий у отца разносчиком Щербатый Джон как-то раз не выдержал и ответил подобному типу, что мол, что у достойных рыцарей обычно жёны симпатичнее коней, а не наоборот. И хотя до этого комментария Джона звали Зубастым, это научило его держать язык за остатками зубов и помалкивать, когда следует. Генри, считавший себя куда более сообразительным малым, на чужом примере научился не болтать. Отец принципиально не нанимал в харчевню девчонок, разумно полагая, что молодые круглые попки станут будить в местных посетителях аппетит вовсе не к еде, так что кроме Генри и Щербатого Джона, пахавших здесь круглый год, да пары местных мальчишек, нанимаемых специально для загруженных дней, как сегодня, больше работников не было.

Так что и все комплименты и шлепки по попке приходилось принимать Генри. Вздохнув и потирая пятую точку, он спустился в подвал на кухню, попутно успев, как ловкий фокусник, не прожёвывая заглотить пару варёных яиц и отхлебнуть остатки эля со дна кружки заснувшего мелкого купчишки. Ничего, ничего, утешал он сам себя, сегодня всё изменится, сегодня он станет богат и сам будет шлёпать кого хочешь пониже спины и это у него с обильного стола будут подворовывать вкуснятину.

На кухне царил привычный ад. Жара и пар со всех сторон, от коптящихся кур, варящихся каш,