Книга Путешествие в Кассам - Максим Сабайтис

Максим Сабайтис

Путешествие в Кассам

В звуках его варгана слышу эхо неведомых параллельных вычислений. Он мастер транзакций в те миры, которые связаны с нами транспортным протоколом.

Поэтому, если есть на свете те, кто действительно знает об устройстве мироздания, то старый Оуль — в списке знающих. Коротком и секретном списке.

Его хижина примитивна, но уютна.

Дым от его трав вызывает видения странных мест и обстоятельств.

В них я становлюсь шустрой белкой, с тревогой глядящей на долгий закат, древесным грибом на упавшем прошлой зимой стволе, молодым хариусом, подбирающим пароли для восхождения через пороги, ввысь по течению. Это калибровка восприятия. С каждым образом я становлюсь ближе к себе.

Оуль мудр. Ему известно множество ноумён, его доступ к ноуменальному ощутимо выше моего.

В надежде увидеть свой путь, я прохожу через дюжины перевоплощений и воспоминаний, с каждым из которых мне открывается малый фрагмент большой истории.

Взобравшись на вершину ступы, проповедник раскинул руки в стороны, а лицо обратил к вечернему небу.

Возвышенное обратилось действительно высокому, дабы собравшиеся у подножия видели, откуда исходит знание, которое изливается на них.

Истинно говорю вам, начал проповедник, нет смерти в мире нашем, а есть лишь благодатное возвращение.

Скорбь по ушедшим лицемерна, поскольку скрывает за собой тягу, к собратьям по ноуменалу — как ушедшим в единство Кассама, так и живущим в житейской россыпи.

Не бойтесь смерти и смертного, ибо за ним следует очищение и неизбежное умиротворение, отрешение от суетного круговорота и мельтешения дней.

Странное дело. Я помню эту проповедь, как одно из первых воспоминаний, не связанных с размеренным мирским трудом.

Племена фишей, которые обитают вдали от городов, не терпят праздности. Если ты в состоянии проделать больше дюжины дюжин шагов, не пользуясь каким-либо инструментом поддержки, ты безусловно работоспособен.

Следи за тем, чтобы ветер не ронял на кормовые мхи палую листву, отгоняй корявой палкой мотыля от ёмкостей с бурдой для скотины, ищи выход горючего камня из земли. Дела мелкие, вроде бы и несущественные, но с очевидной пользой для племени.

Когда молодой фиш наберётся опыта, задания станут сложнее и полезнее.

Так почему мне вспоминается та проповедь? Не с нее ли начался мой путь за Гагарой?

Только сейчас я смотрю на неё с другой стороны — как бы не сверху и сбоку от говорящего. Мне видно и знакомо его лицо, но никак не удается вспомнить ни имя, ни тем более ноуме.

Проповедник глядит вверх, чтобы не выдать слушателям свою тайну: возвещая отсутствие смерти, проповедник уговаривает самого себя, а уже потом всех остальных. Мы, стоящие внизу, нужны ему едва ли не сильнее, чем он нужен нам. Мы, принимая роль слушателей, заверяем его слова перед всем сервером, небесами и парящей в них Гагарой.

Тогда я ещё не сталкивался со смертью. При мне перо ни разу не падало.

Лишь когда ноуме отдаляется и теряет фокус видения, приходит запоздалое узнавание. Под звуки варгана, в облаках травяного дыма, я взлетаю выше. Где-то там летает она. Мне надо знать о ней больше.

Я, с мальчишками и девчонками своего племени, в ночном.

Каждый из нас втайне от остальных горд, но скорее прыгнет в яму с мурашами, нежели признается в этом остальным.

Вблизи от текущей Ставки пастбища уже сожрала скотина, до следующего круга они непригодны для выпаса. Мы понимали, что скоро настанет пора исхода и походной жизни, которую мало кто из молодых предпочитает оседлой.

Скотина неторопливо переползала от поля к полю, а нам, чтобы поменяться местами с предыдущими пастухами, чуть постарше нас, приходилось пятую часть светлого дня топтать жухлую траву и выискивать приметные знаки.

На наше счастье, незадолго до нас в том же направлении ушла партия охотников. Под вечер они заметили наши костры, поделились частью добычи, даже помогли ее разделать и правильно приготовить.

Сидя возле небольшого очага, питаемого сухой травой и глыбами горючего камня, как-то незаметно, от повседневных бесед перешли к пересказу историй: как обычных страшилок, так и старинных мифов — у кого что водилось на памяти.

Лёжа на спине, подложив под голову скатку с плащом, я таращился в небесные разводы серверного сияния, которые Народ Мостов величал странным именем Скринсейвер. На прошлой ярмарке доводилось помогать с установкой фургона бродячему торговцу, от него и узнал о том, как называются сверкающие пятна и росчерки, заметные только после захода солнца. Мне хотелось поделиться этим знанием с остальными, но преградой становился малый возраст и робость.

Историю следовало облечь в слова; к каждой заготовленной фразе я подходил с тревогой перфекциониста, подозревая в ней капитально все портящий, но незаметный для меня изъян.

Начинали рассказывать самые младшие, но я свою очередь пропустил, и внимательно прислушивался ко всем остальным.

Хотелось научиться говорить легко и складно, ноуме замирало в начале каждого рассказа — вдруг с кем-то ещё торговец поделился сокровищем, которое я уже начал считать своим?

Ближе к середине ночи очередь дошла до молодых-охотников. Эти парни были чуть постарше нашего, но имели совсем иной статус в племени, а оттого могли замкнуть круг, передав право рассказа снова младшим.

Я не считал себя готовым, нервничал, а потому запомнил историю про Шар судьбы так, будто сам же её и сочинял.

С младых лет мы слышим один и тот же звук. Он настолько привычен, что уже к тому моменту, когда молодой фиш встаёт на ноги и делает первые шаги, ноуме настолько проникается этим звуком, что перестает его замечать.

Лишь отстранившись от тех шумов, что издают соплеменники, животные и растения, научившись игнорировать ветер, звуки собственного дыхания и сердцебиения, можно услышать, как по ноуменальному миру стремительно катится тяжёлый шар, то ли каменный, то ли металлический.

Иногда он катится по небу — и тогда за ним может оставаться прерывистая полоса, похожая на длинное пунктирное облако.

Когда он движется по земле, его высота в дюжину раз превышает рост самого высокого воина.

Для него не существует никаких преград. Он может прокатиться по топи, где увязнет даже ребенок, а может оставить глубокую колею в скалах, которые с трудом поддаются бронзовому рубилу.

От него не защищают ни рвы, ни стены, ни заговоренные шаманами веревки с цветными лоскутами и серебряными колокольчиками.

Самый зоркий охотник может не заметить его на расстоянии вытянутой руки, если нет на то веления судьбы, но порой