Книга Дети в гараже моего папы - Анастасия Максимова

Анастасия Максимова

Дети в гараже моего папы

Редактор: Анастасия Шевченко

Издатель: Павел Подкосов

Главный редактор: Татьяна Соловьёва

Руководитель проекта: Ирина Серёгина

Художественное оформление и макет: Юрий Буга

Корректоры: Елена Воеводина, Юлия Сысоева

Верстка: Андрей Ларионов

В оформлении обложки использована иллюстрация: Volodymyr Kozin / iStock / Getty Images

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Максимова А., 2024

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2024

* * *

Май 2012 года

Самый длинный день

1

В подъезде на своем этаже Егор увидел трех мужиков в темных куртках с полицейскими нашивками. Ясно, это за ним, потому что вчера он привязал белую ленту на школьный забор. Ладони вспотели, горло стало распирать, как будто начиналась аллергия, но раньше в подъезде у него никогда не бывало приступов. Значит, не аллергия, хотя лучше бы она. Может, если ты начинаешь задыхаться, тебе дают медотвод – или как это называется, когда тебя не арестовывают, потому что ты вот-вот кони двинешь?

Его заметил один из мужиков.

Ты тут проживаешь, спросил он.

Мужик казался крупным из-за куртки, но лицо было совсем детское. Тело квадратное, а голова как шар, как будто голову пупса приделали к телу качка. Кожа вокруг глаз красная, а брови белые. Что будет, если сказать, что нет? Убежать? А потом из страны? Денег у него всего равно нет. Может быть, несовершеннолетних не задерживают?

– Ну да, – ответил Егор. – А что такое?

Он так надеялся, что есть какое-то простое объяснение всему, что происходит. Может, ограбили кого-то на их этаже и теперь допрашивают соседей, может, дед с четвертого опять включил газ и начать орать, что всех подорвет, хотя он давно так не делал. С прошлого лета где-то. Егор даже не знал, живет он там или нет, может, уже в дурку забрали.

Он прошел в квартиру, потому что топтаться у порога не было смысла, и почему-то успокоился, увидев, что внутри есть женщина. Женщины казались более договороспособными, чем мужики с нашивками. В руках она держала папку с бумагами и читала монотонно: «На основании постановления следователя Дзержинского района… Вы в этой квартире проживаете?»

Папа никуда не смотрел. На фоне полицейских в куртках он казался мелким – как будто любой из присутствующих, кроме женщины с постановлениями, мог его проглотить и стать от этого еще больше. Он отвечал невнятно, так что даже Егор, стоя в двух шагах, не мог ничего расслышать, но женщина, видимо, могла, потому что задавала другие вопросы, и на них он тоже отвечал.

Папа болеет, хотел сказать Егор, уже две недели, и лучше ему не становится, ему нельзя стоять на сквозняке. Он только на вид крепкий, а на самом деле иммунитет ни к черту из-за курения.

Мужик, который спросил, проживает ли тут Егор, загораживал проход.

Вы хоть дверь закройте, попросила мама. Люди увидят.

Больше никто в квартире не проживает?

Больше никто, ответила мама и посмотрела на Егора.

В квартире были еще двое: девушка в оранжевой юбке, с волосами, собранными в высокий хвост, и парень в зеленой футболке. Их цветная одежда смотрелась нелепо рядом с черными здоровыми куртками и синими латексными перчатками полицейских.

На Егора все еще не надели наручники, и его затопило позорное, малодушное облегчение, а потом – стыд за это облегчение. Он смотрел на отца, пытался поймать его взгляд, чтобы как-то глазами ему сказать: это ничего, мы справимся, держись! Что бы это ни было, мы разберемся.

Кто были «мы», кто должен был разобраться, Егор пока не знал. Но ему казалось, что сейчас «мы» – это весь мир, который встанет плечом к плечу, чтобы защитить отца.

– За что задержаны, знаете? – спросила женщина.

Знаю, сказал папа и посмотрел на Егора. Не надо при всех.

В наше время, знал Егор, тебя могут повязать за что угодно: за белую ленточку или за требование честных выборов. Это как наводнение, как стихийное бедствие, не стоит даже пытаться угадать, что послужило причиной. Вот он стоит в своем собственном коридоре, смотрит на папу в наручниках и понимает, что ничего, совсем ничего не может сделать и даже сказать.

Полная и абсолютная беспомощность и страх уже были больше Егора, больше, чем вся эта комната, больше, чем их дом. Страх растворил Егора в себе, как будто внутри него сидела грибница. Им на биологии когда-то рассказывали, сами грибы со шляпками – это просто органы размножения, а настоящий гриб – это грибница, что под землей. Ее уничтожить почти невозможно, она может перестать расти, если условия неблагоприятны, но только на время. Быстрее всего растет гриб, похожий на член. Но это неправда: теперь Егор знал, что быстрее всего растет гриб, похожий на страх. Органы размножения страха с полицейскими нашивками перемещались по их квартире: из комнаты в кухню, потом в его, Егора, комнату. Он перестал дышать. А если они там что-то найдут? Или подбросят? Сейчас выйдут, а в руках – пакетик с кокаином, и привет.

Полицейский в перчатках попросил у Егора телефон. Егор начал диктовать номер, но его прервали. Нет, сказали, аппарат. Мы должны изъять технику. В каком смысле изъять? Надолго? Такие правила.

Папе велели обуваться, но наручники не сняли.

Егор достал из шкафчика папины кроссовки, но ему сказали, что надо без шнурков, и он нашел древние, на липучках. Папа их только на рыбалку надевал, когда еще ездил, – очень давно. Егор встал на колени, чтобы помочь ему обуться. После болезни папе наклоняться было тяжело, сразу голова кружилась. Как какая-нибудь древнерусская жена, которая снимала своему мужу сапоги. Снимать наверняка проще, чем надевать, потому что папа неуклюже совал ступню, но пятка застревала, и без носков натянуть ботинок оказалось сложно. Ногти у него на ногах были огромные и будто каменные, и в Егоре отвращение боролось с какой-то родительской жалостью. Он же не справится в СИЗО, на нем же там живого места не оставят…

Папу вывели из квартиры, и сразу стало как-то проще. Когда в комнате стоит человек в наручниках, тебе хочется, чтобы его не было, чтобы он куда-то исчез, а тебя освободили от этого зрелища.

В дверях комнаты Егора показался гриб, без пакета с кокаином, но с его, Егора, ноутом.

– А когда мне телефон вернут? – спросил он.

– Ты сейчас о телефоне думаешь?

Мама за все время не сдвинулась с места. Психологи приехали, сказал второй гриб, обращаясь к женщине. Она кивнула, сказала своим: работайте тут, потом посмотрела на Егора. Иди во двор. Далеко не уходи, мы тебя позовем.

А телефон с собой можно?

Нельзя телефон. Он может быть уликой.

2

Его позвали через полтора часа, но узнал он это только в квартире, потому что во дворе часов не было. Насколько же беззащитен человек без телефона! Сначала он ходил по двору, никак не мог успокоиться: бродил туда-сюда, но так, чтобы его всегда было видно из подъезда, чтобы никто не решил, что он сбежал, а то тогда и его мордой в пол или в капот.

Голова разрывалась. Что папа мог натворить? Наверняка что-то