Книга Тропа до звезд - Александр Лепехин

Александр Лепехин

Тропа до звезд

© Лепехин А., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Пролог

– Лоцман, на мостик. Лоцман, на мостик, готовность полчаса!

Саймон приближался к месту своего назначения. Коридор почти незаметно изгибался, следуя обводам старборда, потолочные панели светили мягко и без теней. Коммуникации за декоративными, покрытыми пост-кельтским орнаментом панелями неявно шуршали потоками фотонов. Все было как всегда: обыденность рабочей вахты.

В принципе, Саймон мог не торопиться: корабль бы никуда не делся. Особенно без него. Но Профсоюзные наставники и кураторы настоятельно рекомендовали стараться «не обострять» и «не заноситься». Он, собственно, старался. Получалось не ахти.

«Характер – как вещь в себе: уж если он есть, то в рукав его, словно пятого туза, не спрячешь». Эту шуточку регулярно выдавал Чжао Лян, одногруппник Саймона по учебке. Правда, совершенно непонятно было, где он ее подцепил – последние лет сто бумажные или пластиковые карты вживую можно было увидеть разве что в музее, где-нибудь в Петергофе или Берлине. Лян же вообще родился на Сириусе-Б-Четыре, а на Земле впервые оказался после зачисления на курс. Строго говоря, коренным землянином в группе был один Саймон. Все остальные «понаехали», точнее, «поналетели».

И в самом деле, характер господина коренного землянина, гордости курса и всея Академии – ну, как минимум последних пяти выпусков, – был далеко не сахарным. А также не медовым и не карамельным. Предположения по этому поводу высказывались разные.

Одни, поправляя декоративные очки, упирали на то, что лоцман – в принципе профессия специфическая, требующая вполне определенных умственных усилий, а человек думающий не может не ощущать себя в известной мере выше вот этого вот всего. Другие же ссылались на статистику, помахивая старомодными распечатками выборок и корреляций, мол, генотип лоцмана сам по себе обуславливает ряд особенностей эмоционального и личностного толка. Споры кипели, как орбитальный трафик в час пик, и утихать не собирались.

Как-то, веселья ради, Лян залез на стол с ногами и зачел однокурсникам ряд выдержек из статей, мусоливших обе версии. Саймон в дискуссии не участвовал, демонстративно отсев и отвернувшись. Учитывая, что сам оратор обладал широчайшей душой и был в доску свой парень, в его случае авторы и их источники крепко обмишурились. А вот с землянина – хоть портрет пиши: лоцман типовой, vulgaris[1], в привычном состоянии духа.

Ну а чего вы хотели от человека, у которого минимум шесть официальных лоцманских поколений в генеалогическом древе и половина лоцманских же Семей в той или иной степени родства? «Лоцман, лоцман, лоцман», – жужжали в уши с детства. Саймон был готов проклясть Абрахама Фишера, своего знаменитого предка, с легкой руки которого журналисты и подхватили это липкое словечко. Как тот сказал тогда: «Я тот, кто провел судно по безопасному маршруту. Получается, что я лоцман?» По всему выходило, что шуточки и шутники дотянулись до Саймона еще до его рождения.

Утешало одно: он действительно был лучшим.

Тот же Чжао Лян, несмотря на высокие ожидания своего куратора, не осилил на выпускном экзамене больше десяти парсек. Ну, десять с квантами, но это уже мелочи. Просьбу о пересдаче удовлетворили – явно под давлением все того же куратора, какого-то дальнего родственника Адамски-Фишеров, из побочной ветви. Сам Лян краснел, бледнел, забывал про свой обычный юморок и заявлял, что он, собственно, не претендует. На повторной аттестации выдал тот же результат – и от него отступились.

«Ну что, тихоходы нам тоже нужны», – сказал ему тогда Саймон и хлопнул по плечу. Он спиной чувствовал взгляд одногруппника, пока шел по коридору к своим. К Семье. К отцу, к матери, к многочисленным братьям, сестрам, дядьям, теткам и кузенам. К прямым потомкам «того самого» Фишера, безо всяких ветвей. Потому что если ты Фишер – ты всегда показываешь высший класс. А остальные пусть себе мелко плавают.

Нет, ну серьезно. Пятьдесят парсек – и это в неудачный день. Прямо скажем, на экзамене Саймон даже не вспотел. Он был слегка похмелен, это факт, – выдалась на редкость загульная ночка, и у него побаливала голова. Галстук, скатанный в компактный и крайне дорогой рулон, кокетливо выглядывал из кармана слегка помятого и тоже крайне дорогого клубного пиджака. Приходилось носить этот атавизм, вместе с непрактичными светлыми брюками и мокасинами от Tod’s[2]. Никаких тебе гидрозащитных и адаптивных тканей, только натуральные хлопок и шерсть – именно потому на брюках красовалось слегка замытое, но отчетливое пятно. То ли Glenlivet, то ли Laphroaig[3], помнилось смутно. Встрепанные темные волосы, породистый профиль, ярко-синие, «фишеровские» глаза – характерные для всех прямых потомков. И фирменное же фишеровское нахальство.

Да, господа «комиссия», он готов к экзамену. Нет, никакого недомогания. Нет, не стоит переназначать. Да, действительно, на самом деле готов – он что, настолько невнятно изъясняется? Возможно-возможно, это бывает с недосыпа. Конечно же, практиковался всю ночь, неужели не заметно?

Кому-то другому подобное поведение с рук не спустили бы. Потомственному Фишеру прощалось буквально все. Втайне Саймон планировал разозлить кого-нибудь из комиссии, вывести из себя, чтобы ему указали на дверь – а еще лучше на шлюз. Просто чтобы отец не выглядел таким самодовольным, ожидая его в коридоре. И чтобы Лян не расстраивался. И чтобы ребята не шептались за спиной. Но в итоге он «взял полтинник», не особо напрягаясь, а потом, на волне внезапного приступа гордости, выдал пассаж про тихоходов… И больше они с Ляном не разговаривали.

Саймон отогнал воспоминания. Почему-то они накатывали каждый раз именно тогда, когда по корабельной связи объявляли «на мостик». В принципе, никакой необходимости в этом не имелось – судовой ИИ рассылал уведомления на личные смарты и вообще был большим умницей. Но пустотники уважали традиции. Даже такие странные, как брюки, пиджак и галстук.

Впрочем, сейчас эти элементы туалета остались аккуратно сложенными и убранными в багаж. Во время работы предписывалось носить удобный, хоть и слегка безликий комбинезон. Безликость была относительной – любой желающий мог уяснить, что перед ним не механик и не бортпроводник, обратив внимание на шеврон. Особо «одаренные», в жизни не видевшие лоцманской «звездной тропы» – профессионального знака Профсоюза, – отправлялись по известному адресу, в смысле в сетевые энциклопедии.

На подходе к мостику дежурно торчал космопех. Саймон невольно ухмыльнулся: словечко звучало так же