Книга Арысь-поле - Анна Ривелотэ

Одна бездомная одинокая девушка, назовем ее Франсуаза, очень хотела иметь дом и семью. Нет, вы только не подумайте, что Франсуаза была клошаром. Крыша над головой у нее имелась всегда. Иногда это была крыша съемной квартиры, иногда — потолок комнаты в общежитии гостиничного типа. Просто ей хотелось свой собственный дом, где она могла бы все обставить по своему вкусу и завести свои порядки. Совсем одинокой ее тоже нельзя было считать: в конце концов, она ходила на работу в ателье, где могла общаться с коллегами, и никогда не отказывала себе в удовольствии поболтать с соседкой, если случалось повстречать таковую на лестнице или у ворот. Ничего, что порой соседку приходилось там подкарауливать, так чтобы встреча казалась случайной.

У Франсуазы были прямые, зачесанные за уши темно-русые волосы, длинноватый нос, близко посаженные глаза и скошенный подбородок. Красавицей назвать ее было сложно, особыми талантами она не блистала, но нрав имела добрый и кроткий и всегда кормила бродячих котов, а потому, когда на улице ее, зазевавшуюся на витрину, сбил автобус, Франсуаза прямиком направилась в рай.

Рай выглядел как огромный магазин «Товары для дома» за месяц до Рождества. Сначала Франсуаза обомлела от неожиданности. Она всегда представляла, что после смерти попадет куда-то, где все будут по крайней мере такие же мертвые, как она сама. Но нет, совершенно обычные люди из плоти и крови деловито сновали по торговым залам, как муравьи, таща корзины и пакеты с уютным добром. Некоторые деликатно огибали Франсуазу, а другие проходили насквозь, что, в общем, было неудивительно, потому что тело девушки, верой и правдой служившее ей без малого сорок три года, в данный момент находилось в муниципальном морге.

Когда первый шок прошел, Франсуаза решила, что Кто-то насмехается над ней, дразня тем, что и при жизни не было ей доступно, и ужасно расстроилась. Она не ожидала такой жестокости. Все те, кто выбирал, приценивался, платил или просто глазел, имели домики и квартирки, имели друзей и близких, которым в подарок предназначались вот эти часы, пушистые пледы, рамки для фото, шкатулки для украшений. Вот в этих сковородках они собирались тушить цыплят и жарить рыбу, собирались подавать на стол, покрытый вот этой скатертью, зажигать вон те высокие свечи, беседовать и смеяться, в то время как Франсуаза, всего этого лишенная, обречена была горько и бессильно завидовать чужому счастью. С досады она что было сил пнула аккуратную пирамиду елочных игрушек, но конечно же не произошло ровным счетом ничего.

Однако горевать Франсуазе быстро прискучило. В магазине играла какая-то симпатичная зимняя музыка, моргали огоньки гирлянд, обстановка была эйфорическая и сентиментальная: то, что нужно, чтобы любая нормальная женщина размечталась и потеряла голову. В уголке зала одна юная особа битых полчаса рассматривала выставленные на столике чайные пары и никак не могла определиться с выбором. Почему-то в эту секунду Франсуаза абсолютно точно знала, что та ищет подарок для младшей сестренки и чашка, усеянная красными сердцами, будто валентинка, — не лучший вариант. «Возьми с коровкой», — прошептала Франсуаза. Девица решительно нахмурилась и взяла с коровкой. Потом Франсуаза отсоветовала пожилой леди дарить лучшей подруге точилку для ножей — и правильно сделала, потому что в доме у старушки таких точилок было три. Потом подсказала неприятному скупому господину купить для тещи аляповатый кухонный фартук, за который он наверняка получит нагоняй от жены, и долго потешалась, представляя эту сцену. Жизнь в магазине определенно нравилась ей все больше.

Там я сегодня и нашла ее, свернувшуюся калачиком на белоснежном диване. Франсуаза лежала, обняв большую меховую подушку, бесплотная и совершенно счастливая. Выглядела она так, словно ее тело состояло из сгущенного с сахаром воздуха, приторная сонная фея, сквозь которую чьи-то руки тянулись, чтобы потрогать обивку дивана. Вообще, по идее, видеть ее живым людям не полагается. Только самым послушным детям да тем, кому абсолютно незачем делать покупки в «Товарах для дома» в канун Рождества, кто плывет, нигде не бросая якоря.