Книга Образ Беатриче - Чарльз Уолтер Уильямс

Чарльз Уильямс

Образ Беатриче

Исследование творчества Данте

©Перевод В. И. Грушецкий. 2020 г.

Перевод выполнен по изданию Apocryphile Press, CA, 2005.

Первое издание на языке оригинала Faber and Faber, UK, 1943.

Майклу — обещанное

Глава первая. Введение

Наше исследование творчества Данте посвящено образу Беатриче и взаимосвязи этого образа с другими персонажами произведений поэта. Беатриче появляется в начале первой книги Данте[1]. Данте — один из тех поэтов, чье творчество начинается с описания наиболее значимого личного опыта. В данном случае опыт не только подвиг Данте на поэтический путь, но позже, когда поэт приступил к созданию самого значительного своего произведения, он снова обращается к нему и подтверждает его значимость. В философской работе («Пир», IV, XXV) Данте увязывает опыт своей жизни с образом Беатриче. Он говорит, в частности, что молодые часто бывают подвержены изумлению, в которое впадает их ум при встрече с великим и чудесным. Изумление вызывает у человека чувство благоговения и стремление глубже познать увиденное. Именно это и произошло с молодым Данте при встрече с флорентийской девушкой, и все его дальнейшие труды свидетельствуют лишь о растущем благоговении и стремлении глубже познать и осмыслить этот давний опыт.

Образ Беатриче постоянно пребывает в его мыслях и постоянно обновляется. Используемое здесь слово «образ» удобно по двум причинам. Во-первых, субъективное воспоминание Данте имеет основанием некий объект вне его, то есть образ внешнего факта, а не внутреннего желания, зримый образ, а не фантазию. Данте утверждает, что не мог выдумать Беатриче. Во-вторых, наличие внешнего объекта воспринимается как символ реального мира вне себя. Кольридж говорил, что символ должен иметь три характеристики: 1) он должен существовать сам по себе; 2) его должно породить нечто большее, чем он сам; 3) он должен олицетворять собой то большее, из которого он происходит. Я же предпочел слово «образ» слову «символ», поскольку мне кажется сомнительным, что в настоящее время слово «символ» в достаточной мере выражает живое индивидуальное существование конкретного субъекта. Да, Беатриче символизирует собой благородство, добродетель, безгрешную жизнь и, в некотором смысле, самого Всемогущего Бога. Но она до самого конца остается просто Беатриче; ее земное происхождение скрывает от нас ее личность не больше, чем ее личность скрывает ее земную сущность. По замыслу Данте, образ Беатриче не отрицает ее земной сущности в той же степени, в какой эта сущность не исключает Силу, выраженную через нее.

Но поскольку ее образ — это единственный способ познания ее сущности, сама она (для Данте) — единственный способ познания Силы, проявленной через нее. Вершиной этого познания стало утверждение поэта: «И это Ты».

Я говорю «единственный способ», но только для того, чтобы найти иные. По словам Данте, он испытывал влияние множества других факторов — людей и мест, философских взглядов и стихов. Все они обладали индивидуальностью и были автономны. Но в своей поэзии Данте решил связать все это множество с образом Беатриче, и постарался приблизить этот образ к окончательному идеалу — Всемогущему Богу настолько, насколько смог. Мы все согласны с тем, что это один из признаков его поэтического гения. Но, кроме того, это еще и величайшее в европейской литературе описание пути приближения души к ее предопределенному концу через утверждение достоверности всех этих образов, начиная с образа девушки.

Это именно тот подход, который я старался исследовать. Общепризнанный факт, что христианская мысль выработала два основных подхода к постижению Бога. В трудах, оставленных нам отцами Церкви, описан Путь Отрицания. Его краткая суть — в отказе от всех образов, кроме окончательного образа самого Бога, и даже — иногда, но не всегда, — исключении и этого единственного образа из перечня человеческих смыслов. Великим наставником на этом Пути был Дионисий Ареопагит; его вывод был подытожен в абзаце:

«Бог — это не душа и не ум, а поскольку сознание, мысль, воображение и представление у Него отсутствуют, то Он и не разум, и не мышление, и ни уразуметь, ни определить Его — невозможно; Он ни число, ни мера, ни великое что-либо, ни малое, ни равенство, ни неравенство, ни подобие, ни неподобие; Он ни покоится, ни движется, ни дарует упокоение; не обладает могуществом и не является ни могуществом, ни светом; не обладает бытием и не является ни бытием, ни сущностью, ни вечностью, ни временем и объять Его мыслью — невозможно. Он ни знание, ни истина, ни царство, ни премудрость, ни единое, ни единство, ни божество, ни благость, ни дух — в том смысле как мы его представляем, ни сыновство, ни отцовство, ни вообще что-либо из того, что нами или другими (разумными) существами может быть познано. Он не есть ни что-либо не сущее, ни что-либо сущее, и ни сущее не может познать Его в Его бытии, ни Он не познает сущее в бытии сущего, поскольку для Него не существует ни слов, ни наименовании, ни знаний; Он ни тьма, ни свет, ни заблуждение, ни истина; по отношению к Нему совершенно невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о Нем по аналогии с тем, что Им создано, мы, собственно, ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной Причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание, и, обобщая: превосходство над всей совокупностью сущего, Того, Кто запределен всему сущему, — беспредельно.»[2]

Другой Путь — это Путь Утверждения, подход к постижению Бога как раз через множество образов. Суть этого Пути — в вероучении св. Афанасия: «Не Божественная природа изменилась на человеческую, но человеческая природа принята Богом»[3]. Это утверждение служит прежде всего определением Воплощения, но, будучи таковым, оно неизбежно распространяется и на многое другое. Подобные силлогизмы, без сомнения, во множестве встречаются в истории Церкви. Но для полного выражения этого Пути Церкви пришлось ожидать прихода Данте. Возможно, Путь Утверждения и не мог быть раньше явлен миру, в котором жила молодая Церковь. Сначала нужно было четко разграничить Бога и мир, и лишь после этого мы смогли увидеть их огромное сходство, чтобы уже никогда не забывать о нем.

Ни один из этих двух Путей не является и не может являться исключительным. Самый энергичный аскет, которому формально запрещено приближать свою