Книга Любовь без розовых соплей - Алена Нефедова

— Как, говоришь, твоя фамилия? Милишь, Мулешь?..

— Малышева. Ольга Малышева.

— Не, не выговорю. Будешь Джинджер.

В переводе ближе всего — Рыжик, Рыжуля. В принципе, ничего странного или страшного. К такому прозвищу я привычна и в русском варианте.

— Каждое утро начинаешь со сводки по нефтерайону, да. Отгружены, у причала, на рейде, на подходе. Полный список, да. Уточнять цифры накоплений не только на нефтебазе, но и у всех грузоотправителей, да. У агентов постарайся выяснить, кто сюрвейер[2], да. В восемь по Москве сводка должна быть отправлена всем клиентам, да. Да?

Я лишь киваю головой, вылавливая в речи нового босса знакомые слова: рейд, подход судна, грузоотправитель… Повезло мне, что перед этой работой я успела пополнить свой активный вокабуляр морской лексикой. Потому что без таких специфичных терминов я бы этого угрюмого типа не поняла от слова вообще.

— После сводки занимаешься всеми полученными накануне отчетами от инспекторов из наших филиалов, да. Шаблоны отчетов для головного офиса я тебе кинул на почту, там для каждого филиала свои, в зависимости от нефтепродукта, да. Лицензия есть?

Я даже не сразу понимаю, что это уже обращенный ко мне вопрос.

— Эм, лицензия? А, поняла, водительские права. Нет, к сожалению. Водить умею, а прав нет.

— Получай в ближайшее время. Если до конца испытательного срока не организуешь, я тебя не утвержу в этой позиции, да.

Мой новый босс — хмурый, лохматый британец. Весьма колоритный, надо сказать, типок. Выгоревшие на солнце, вьющиеся, слегка спутанные волосы длиной почти до лопаток забраны в небрежный хвост, длинные усы, переходящие в бородку, золотая серьга в левом ухе, массивная цепь с огромным медальоном — якорь, сердце и крест — виднеются на широкой волосатой груди. Джинсы рваные, ботинки с металлическим носком заляпаны какими-то темными пятнами — и мне их прекрасно видно, потому что обутые в них ноги лежат прямо на шефском столе, сантиметрах в тридцати от моей руки. Фланелевая рубаха неожиданно нежного розово-сиреневого цвета с закатанными рукавами, из-под которых видны другие «рукава» — драконы, розы и еще какая-то непонятная мне символика. Стивен Блэтчфорд, операционный менеджер, бывший английский моряк, нынче второй человек в совместной российско-английской сюрвейерской компании, правая рука директора, на первый взгляд выглядит как то ли бомж, то ли цыган, то ли пират, то ли бывший байкер.

— Пропуска на район, на нефтебазу, на загрансуда на тебе, связь с городским офисом и лабораторией тоже, да. С головным даже не вздумай сама разговаривать, все только через меня. Там такие говнюки сидят, одну цифру после запятой перепутаешь, потом мне лопатой разгребать придется. Вопросы задавать мне не стесняйся, облажалась — признайся, вздрючу, но прикрою. Будешь юлить и врать — нахрен пойдешь, да. Да? Все понятно?

— Э-э-э, несколько слов не поняла, но в целом идею уловила.

— Ну, считай, собеседование прошла и можешь приступать к рабо… Твою мать, придурок! Чертов козлина! Гребаный гандонище!

Стив срывается с кресла и кидается к стоящей за моей спиной рации — вот уж пережиток прошлого. Но, как мне успели объяснить, на нефтерайоне запрещено использование мобильной связи, а вот на рации этот запрет не распространяется.

— Док-два Хиппи, прием. Хиппи, чертов ублюдок, отвечай!

— Здесь Хиппи, Док-два.

— Сколько контейнеров для проб ты взял?

— Как всегда, Стив.

— Как всегда? Балбеса кусок, ты на мазутчик[3] пошел, а взял десять штук, как для сырой нефти!

— Уй, черт… Сейчас вернусь.

— Иди работай, членоголовый, тебе новенькая все сейчас притащит.

Новенькая, как понимаю, это я. И что-то тащить по причалу в замшевых туфельках на каблучке придется тоже мне.

Ну… зато пахнет детством. Моя новая работа пахнет… детством.

Мне, дочери капитана дальнего плавания, запах нефти напоминает о самых счастливых днях той беззаботной поры — папа пришел с рейса, мы с мамой у трапа, такие нарядные, в предвкушении встречи после многомесячной разлуки, морской бриз, в котором смешиваются запах соленой воды и паров нефти, горящие радостью глаза отца… Дополнительные, не учтенные в трудовом календаре праздники семьи моряка — он дома!

Наш офис на нефтерайоне стоит отдельно от основного здания. И это отнюдь не офисное строение. Скорее два вагончика-бытовки, обложенные кирпичом. Маленький такой домик, приютившийся почти на самом краю пирса. Крохотная кухонька, на которой с трудом могут развернуться двое, такая же крохотная спаленка с двухъярусной кроватью для тех, кто работает в ночь, небольшой тамбур, выполняющий заодно роль кладовой, и, собственно, офис — помещение с тремя столами и офисной техникой. Небогато вроде бы, но тепло, сухо, компания кормит за свой счет и доставляет к месту работы. И зарплата неплохая, и даже очень. А еще море. Море, которое ты видишь, оторвав взгляд от экрана рабочего компьютера. И плевать, что шеф матерится через слово и орет по поводу и без. То ли потому, что матерится он не на моем родном языке, то ли потому, что, несмотря на общий хмурый вид, он действительно яростно защищает всех тех, кого взял в свою команду — перед первым рабочим днем я постаралась выяснить максимум возможного о людях, с которыми мне придется работать.

С этим мы точно сработаемся.

Взгляд у него… правильный взгляд. Не тот, который восторженные девицы называют «голодным мужским» и который жаждут ощущать на себе — фу-у-у, я вас умоляю, только не на работе! — а взгляд на равного, на партнера, на того, с кем ты трешься бок о бок каждый день, с кем нет ни сил, ни желания, ни необходимости казаться кем-то другим, а достаточно быть просто самой собой. Такой, какая ты есть без макияжа и в любом настроении.

Найти работу в нашем небольшом городке не так уж и просто, вакансию с английским языком, при этом не в школе — еще сложнее, а уж устроиться в компанию, где трудятся иностранцы, да не один, а сразу четверо — и вовсе предел мечтаний. И вовсе не для того, чтобы влюбить в себя заморского принца и укатить с ним в безоблачную жизнь. Об этом пусть мечтают молоденькие глупышки. Я так долго и упорно искала нечто подобное исключительно ради того, чтобы знание языка, владение которым твои преподаватели оценили высшим баллом, стало реальным. Ибо без настоящей языковой практики ты максимум можешь разучивать стишки и петь глупые песенки с первоклашками в средней школе, и не более того.