Книга Вынужденный брак - Татьяна Герцик

Двое мужчин мрачно смотрели на неопрятную кучу мусора, спрятанную между двумя отдаленными заводскими корпусами. Евгений Георгиевич, генеральный директор объединения «Моторостроитель», с недовольной миной обернулся к своему заместителю Николаю Ивановичу:

– Николай! Это что такое?

Тот скорчил изумленную физиономию и широко развел руками, показывая, что он в таком же недоумении, как и шеф. Немного насмешливо подсказал:

– Безобразие это!

Генеральный не поддержал дурашливого тона своего зама. Строго указал:

– Конечно! Давай немедля займись ликвидацией этой свалки! И смотри, через неделю проверю!

Ехидный Николай Иванович покосился на светлые брюки генерального, украшенные экстравагантными мазутными пятнами и, как он подозревал, послужившие поводом для начальственного недовольства. Нарочито простодушно заметил:

– А чего бахилы-то не надел, Евгений? И проблем было бы меньше. По крайней мере, штаны чистить не надо было.

Сам он предусмотрительно натянул на коротковатые ноги высокие кирзовые сапоги, позаимствованные в каптерке у слесарей, и теперь с некоторым превосходством посматривал на недальновидного начальника. Тому не понравился этот вызывающий взгляд, и он директивным тоном указал:

– Николай Иванович, все мои замечания записаны? А то мне свинюшник, в который превратился наш завод, совершенно не понравился.

Заместитель по-солдатски вытянулся и отчеканил, создав странное утробное эхо, заставившее окружавших их начальников цехов уставиться на них подозрительными взглядами:

– Всё будет исполнено, Евгений Георгиевич! Правда, желтую карточку надо показывать не мне, а нашему начальнику хозяйственной службы. Он немногим меньше меня зарплату получает.

Генеральный сухо заметил, со злостью разглядывая грязные ботинки и вспоминая, где мог залезть в мазутную лужу:

– Пал Геннадьевич под твоим началом, вот ты с ним и разбирайся. И учти – если через неделю порядка не будет – берегитесь оба!

Зам решил не возражать. Он же не дурак – спорить с пышущим праведным гневом шефом. Развернувшись, начальники быстрым шагом пошли в сторону заводоуправления, заставив работяг с некоторым пренебрежением посмотреть им вслед. Несмотря на смену формации, у бывших гегемонов осталось внушенное советской властью чувство превосходства над гнилой интеллигенцией.

Евгений Георгиевич размашисто шагал по растрескавшейся асфальтовой дорожке и злился от обилия недочетов. Во все дыры ему всё равно не влезть – он один, а объединение огромное. Да и замов у него полно. Взять хотя бы Николая. Эх, построже надо бы с него спрашивать, но как? Они же закадычные друзья. В молодые годы даже ухаживали за одной девушкой, выбравшую Николая.

Но Евгений об этом не жалел. Как в старой песенке «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло»? Николай давно уже развелся, а Евгений встретил милую девушку и с тех пор удачно женат. Он принапрягся, припоминая, сколько же лет прошло с той поры? Двадцать пять, двадцать семь? Так и не вспомнив, бросил это непродуктивное занятие.

Подошли к ухоженному зданию заводоуправления. Фасад, выложенный бутовым камнем, выглядел солидно и надежно. В цветнике, раскинувшемся перед входом, пышно цвели приятные для глаз голубые и синие цветы. От пущенного месяц назад фонтана веяло приятной прохладой. Что ж, неплохо. Если бы в таком состоянии была вся огромная территория объединения, ему нечего было бы стыдиться.

Охранник в привычной камуфляжной форме, знавший, как и положено, всё начальство в лицо, молча, не требуя документы, повернул вертушку, и они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Дошедший до своих апартаментов зам исполнительно приложил руку к козырьку воображаемой фуражки, умиротворяюще воскликнул:

– Всё будет сделано! – и скрылся в глубине своей приемной, где навстречу ему метнулась секретарша с увесистой пачкой бумаг наперевес.

Генеральный заметил, как зам, спасаясь от трудолюбивой Виктории Степановны, зайцем запрыгнул в свой кабинет и захлопнул дверь перед самым ее носом. Возмущенно погрозив кулаком запертой двери, та была вынуждена раздосадовано вернуться за свой стол.

Заметив наблюдающего за ней директора, изобразила вежливую улыбку, больше похожую на оскал крокодила, недовольного ускользнувшей добычей. Евгений Георгиевич дружелюбно кивнул в ответ и двинулся дальше по коридору.

Новое ковровое покрытие нейтрального темно-серого цвета мягко пружинило под ногами. Он опасливо посмотрел назад. Грязных следов за ним вроде нет, недаром он старательно вычистил ботинки у входа: не хотелось показывать пагубный пример подчиненным. Он прекрасно знал силу убийственной формулировки: «а сам-то».

Евгений Георгиевич постоянно чувствовал глядящие ему в затылок подозрительные глаза, ждущие, когда же он наконец оступится и станет таким же, как все. А то небожитель какой-то: ни любовниц, ни поездок по заграницам за казенный счет, ни скандалов при очередных проверках.

Он так и слышал сомневающийся шепоток по углам: уж больно всё красиво, скоро, небось, кончится! И почему в России так любят выискивать криминал там, где его нет? Наверное, для того, чтобы все были одного, желательно черного, цвета.

Подойдя к своему отсеку, услышал незнакомый голос, чуть приглушенный прикрытыми дверями. Не заходя внутрь, прислушался. Кто это смог прорваться через охрану? Для встречи с ним была нужна предварительная договоренность, а на ближайшие два часа никаких встреч у него запланировано не было.

Это он знал точно, потому что его так называемая секретарша, устроенная на это место по настоянию жены и приходившаяся ей родной племянницей, была девушкой на редкость рассеянной, и забывала всё, что входило в ее прямые обязанности. Будь он молодым и неженатым, тогда б ему, конечно, перепадала б некая толика ее внимания, но, поскольку он был всего-навсего тетиным мужем, она не желала тратить на него свое драгоценное время.

Маша предпочитала целыми днями болтать по телефону с кавалерами, считая, что дядька с надоевшей работой и сам вполне справится.

С тех пор, как его замечательная секретарша Софья Викторовна в шестьдесят пять лет удалилась на совершенно заслуженный отдых, он был вынужден работать и за нее. Хорошо хоть, что по штату ему полагалась машинистка, а то бы и бумаги пришлось печатать самому.

Если бы Машенька не доводилась ему племянницей, он давно бы с такой работницей расстался. А теперь что же? Оставалось только терпеть. Когда он, не выдержав, жаловался жене на нерасторопность помощницы, Лариса мирно его утешала:

– Не волнуйся, она еще ребенок. Вот пооботрется, привыкнет, научится, и всё пойдет как надо. Ты, главное, не ругай ее. Она ведь такая впечатлительная девочка!

Вот и приходилось терпеть, когда впечатлительная девочка забывала о важных встречах или путала адреса в отправляемых партнерам письмах. И слова ей сказать не моги! На простой вопрос: где письмо от такого-то – она начинала хлюпать носом и с криком: Я не думала, что вы такой, дядя Женя! – кидалась в служебную комнатку при приемной, где заливалась горючими слезами.