Книга В ожидании чуда - Шэрон Кендрик

Почему бы мертвому скорпиону не лежать на земле? Но ведь Элени только что подмела двор! И теперь она озадаченно смотрела на черное насекомое. По коже вдруг пополз озноб. Это предзнаменование — ни больше ни меньше! Причем дурное предзнаменование, случившееся за считаные минуты до того, как к отцу должен приехать какой-то загадочный гость. Элени сглотнула. Разве легенды пустыни не были полны подобных дурных знаков-предзнаменований?

— Элени!

Вопль отца раздался в неподвижном горячем воздухе, и девушка напряглась, пытаясь определить, какое у него настроение.

Так, голос не дрожит. Это значит, что он трезв. Но Элени услышала и нетерпеливые нотки, что означало, что ему хочется поскорее приступить к карточной игре. Как и его приятелям — шумным, гогочущим мужланам, у которых явно туго с мозгами, раз они были готовы проигрывать все, что зарабатывали.

— Элени! — Это уже был настоящий рев. — Во имя пустыни, где тебя носит?!

— Я здесь, папа! — откликнулась наконец Элени, пихнув мертвого скорпиона в песочную могилу за пределами конюшни, и поспешила к дому, на пороге которого уже стоял дожидающийся ее Гамал Лакис. Он оглядел дочь с ног до головы, и на его морщинистом, обветренном лице появилось кислое выражение.

— И чем ты занимаешься, раз не можешь находиться в доме и выполнять свои обязанности? — обвинил он ее.

Говорить отцу, что она, как всегда, занималась лошадьми, смысла не было. Хотя именно ее постоянной и неусыпной заботе Гамал Лакис был обязан той славой, что пошла об одной из его лошадей. Но Элени уже давно усвоила: ее отца, придирчивее которого не найдется никого в мире, никогда не устроит ни одно объяснение.

— Извини, папа, — машинально сказала она, глядя в землю, а затем снова подняла глаза и ободряюще улыбнулась: — Я сейчас же подам твоим гостям напитки.

— Нет. Мы пока не можем ни есть, ни пить, — неожиданно заявил отец. — Наш почетный гость еще не прибыл. — Его выцветшие глаза сверкнули, а лицо озарилось хитрой улыбкой. — А ты знаешь, кто он?

Элени отрицательно покачала головой. Этот визит держался в тайне вот уже несколько дней. Впрочем, мужчины в их королевстве сообщали новости женщинам только тогда, когда считали, что это стоит сделать. Так было принято и в их доме.

— Нет, папа, не знаю.

— Представь только! Один из самых важных людей во всей Калисте! — объявил отец. — Ну, может, хотя бы попробуешь догадаться, о ком я говорю?

Элени поняла намек, задав вопрос, который отец надеялся от нее услышать:

— Может, ты сам мне скажешь, кто это? И когда он прибудет, я бы могла встретить гостя с надлежащим уважением.

Тонкие губы Гамала изогнулись в торжествующей улыбке. Он помедлил, как человек, у которого на руках оказались козыри в игре с высокими ставками.

— Что ты ответишь, дочка, если бы я сказал, что в дом твоего отца должен прибыть принц?

Она бы ответила, что теперь не сомневается: отец уже пропустил пару стаканчиков.

Элени придала лицу непроницаемое выражение игрока в покер.

— Вот как? — ровно переспросила она. — Принц?

— Да, да! — Он подался к ней навстречу. — Принц Калик альФариси, — восторженно продолжил он, — собирается приехать сюда, чтобы сыграть со мной партию в карты.

Ее отец сошел с ума! Другого объяснения у Элени не было. Интересно, он уже успел сообщить об этом своим дружкам, которые наверняка заждались начала игры? Если он продолжит бахвалиться перед ними, то быстро превратится в объект насмешки. А это, в свою очередь, уничтожит ту репутацию, что у него еще оставалась.

— Папа, — настойчиво сказала Элени, понизив голос, — пожалуйста, сам подумай. — Что принцу из королевской семьи делать в таком месте?

Но ответа она так и не узнала, так как до них донесся топот копыт. Уверенных, сильных ударов копыт о выжженную солнцем землю и пески. В неподвижном воздухе приглушенный сначала звук раздавался все громче.

Элени обернулась. К ним скакала группа из четырех лошадей, но вдруг одна из них черной молнией отделилась от группы, и у Элени перехватило дыхание. Расширившимися от восхищения глазами она смотрела на всадника, искусного управляющего лошадью, несущейся бешеным галопом.

На фоне садящегося за горизонт оранжево красного солнца выделялся его черный силуэт. Он сливался с цветом черного, как эбеновое дерево, жеребца, понукаемого яростно бесшабашными криками. Черные волосы мужчины были под стать масти его коня, а его кожа блестела, как отполированный металл на солнце. Шелковые одежды обрисовывали мускулистую фигуру, развеваясь позади него, точно крылья птицы. Когда всадник приблизился к ним на достаточное расстояние, чтобы Элени могла разглядеть черты его лица, ее обуял самый настоящий страх. У него было такое суровое лицо, что у нее мелькнула мысль: «Для этого мужчины не составит труда превратить всех в песок, если такое взбредет ему в голову». Но, несмотря на жесткое выражение, лицо его можно было назвать красивым.

И тут Элени осознала, что отец не бахвалился, так как всадник, который скакал к их дому, действительно был принц Калик альФариси. Принц сорвиголова, плейбой, игрок, безответственный сын из двух братьев близнецов короля Ашрафа. Мужчина, о котором говорили, что от одного его взгляда женщины начинают стонать от удовольствия.

В последний раз Элени видела его маленькой девочкой, стоя в толпе таких же, как она, и провожая взглядом королевскую семью, проезжающую мимо. Тогда принц Калик еще служил в армии и на нем была военная форма. Сейчас же, спустя десять с половиной лет, это уже был зрелый мужчина — красивый, сильный, неотразимый.

Элени повернулась и вбежала в дом.

— Ваше высочество, — выдохнул Гамал, когда принц въехал в покосившиеся ворота, и согнулся так низко, насколько ему позволяли его больные суставы.

Калик с небрежным изяществом и легкостью соскочил с коня. Его сапоги для верховой езды были покрыты пылью. Он оглянулся и даже не стал скрывать брезгливости, искривившей его губы, когда увидел, где очутился.

«Ну и дыра!» — отчетливо читалось на его лице. Но это же место могло дать ему то, чего он так жаждал. Развлечение для тела и души. Его взгляд метнулся над плечом чуть ли не распластавшегося перед ним хозяина в сторону двери конюшни и снова вернулся к нему.

— Встань, Лакис, — приказал принц. Гамал выпрямился, потирая спину и моргая.

— Разрешите мне сказать, какая это для меня честь — приветствовать в своем доме принца одной из древнейших семей…

— Покороче, — оборвал его Калик. Своим высокомерием он был обязан не одной школе мира, в которых перебывал. Такое поведение было продиктовано необходимостью защитить себя от жадности и амбиций тех, кто жаждал попасть под крыло королевского отпрыска. Калик рано это понял и с тех пор только тренировался в выражении своего высокомерия. Но иногда он становился таким обаятельным, что на него невозможно было злиться. — Я приехал вовсе не затем, чтобы выслушивать ваши льстивые речи, Лакис, — мягко укорил его Калик. — Но чтобы сыграть в карты с человеком, которого — и об этом мне известно из достоверного источника — чертовски тяжело обыграть. Мне стало интересно, так ли это на самом деле?