Книга Пангея. Книга 2. Подземелья карликов - Дмитрий Колодан

Ничто не предвещало бури.

Стояла ясная погода; на бледно-голубом небе — ни облачка. Снег весело сверкал в лучах северного солнца. На станции «Пангея-14» был обычный рабочий день. Без эксцессов. Эксперименты шли своим ходом, Хель же оставалось наблюдать за работой тщательно отлаженного механизма. Как начальник станции, она любила и ценила подобные дни, когда могла позволить себе хотя бы несколько часов отдыха. Слишком редко они случались, особенно в последнее время.

Но к вечеру ветер усилился. Первым перемену погоды почувствовал старый мамонт. Огромный зверь, весь день понуро простоявший в своем загоне, громко загудел, задрав хобот, а затем словно взбесился и, мотая головой, бросился на ограду. Опоры выдержали только чудом, и гигант запутался в колючей проволоке. Так и остался стоять, не смея пошевелиться и воя дурным голосом. Кровь из расцарапанной шкуры капала на снег.

Вторя мамонту, забеспокоились и остальные звери: ревели медведи, громко кашляла саблезубая кошка. Испуганные овцебыки метались по загону, с грохотом опрокидывая кормушки. Крики животных заглушил пронзительный вой охранной сирены. Мгновение — и станция закипела, как муравейник, в который ткнули палкой. По дорожкам между загонов и бараков забегала охрана. Сверху люди походили на насекомых; маленькие черные точки хаотически метались по территории базы.

Хель стояла перед высоким окном башни и хмуро глядела на эту суету. Ситуация не требовала ее вмешательства, но служила хорошим напоминанием о том, что случается, если позволить себе немного расслабиться. Любая система несет в себе зерна собственного разрушения. И рано или поздно они дают всходы. Крошечная песчинка способна сломать самые точные часы.

К тому моменту, как обслуживающий персонал успокоил животных, стало окончательно ясно: надвигается буран. Над горизонтом появилась лиловая полоска — бледная и едва различимая, но с каждой минутой она становилась темнее и больше. Никто и опомниться не успел, как по небу, клубясь и разрастаясь, покатились тугие валы. Повалил колючий снег. Ветер закружил снежные хлопья в бесчисленных смерчах. А затем буря обрушилась на станцию с такой яростью, словно хотела стереть ее с лица земли.

За годы, которые Хель провела на «Пангее-14», она так и не смогла привыкнуть к силе и мощи здешних буранов. Всякий раз они начинались внезапно, а продолжаться могли и по нескольку дней. Жизнь на станции замирала; только сумасшедший мог рискнуть в такую погоду выйти из укрытия. Оставалось только смотреть на безумство стихии.

Однако Хель любила снежные бури. Когда-то давно она прочла, что человек может бесконечно долго смотреть на огонь и на текущую воду. Но лично ее ни огонь, ни вода не вдохновляли. А вот на метели, вьюги и бури Хель и впрямь могла смотреть бесконечно долго. Безумный вой ветра, снежные вихри и смерчи странным образом резонировали с ее чувствами. Всякий раз сердце сжималось, а дыхание становилось прерывистым и частым. Хель не знала, почему так происходит, знала лишь то, что любит холод.

Буран неистовствовал, бросая снежные хлопья в высокое панорамное окно. Звук такой, словно кто-то скребся в стекло крошечными острыми коготками. Но разглядеть что-то сквозь круговерть снега и ледяного крошева было невозможно. Луч прожектора на смотровой вышке ползал мутным пятном, выхватывая из темноты огромные вытянутые лица, перекошенные пасти, распахнутые в немом крике, и пустые черные глазницы. Будто внутри бури скрывались огромные чудища, рожденные из снега и ветра. Снежные духи — ничто не устоит перед их яростью… Игра света и воображения, конечно. Хель не верила в призраков. Но если бы они существовали на самом деле, Хель бы многое отдала за возможность присоединиться к их танцам в сердце ледяной бури. Она прижалась щекой к замерзшему стеклу.

Снег, лед, пронизывающий холод, от которого кровь стынет в жилах, — есть ли в мире что-нибудь прекраснее? Впрочем, настоящего холода Хель никогда не чувствовала. Там, где другие люди дрожали, кутаясь в меха, она вполне довольствовалась легкой одеждой. Хель погладила большим пальцем металлическую фигурку Моржа. Артефакт скользнул в ладонь, будто отвечая на ласку.

Мысли прервал пронзительный писк. Хель повернулась — передатчик на столе мигал красной лампочкой. Чеканя шаг, начальник станции вернулась на рабочее место. Но, к ее огорчению, это оказался внутренний вызов. Щелкнув кнопкой приема, Хель прижала к уху бакелитовый наушник, морщась от раздражающих хрипов динамика и сухого статического треска.

— Слушаю.

— Госпожа начальник станц… — Голос пропал за помехами. — …сбои связи. Пока не уляжется буря, мы не можем продолжать поиски…

Хель постучала пальцем по краю стола.

— Время последнего пеленга?

— Три дня назад, — голос прозвучал нервно. — Но…

— Тогда продолжайте работу, — сказала Хель. — Меня интересует результат, а не ваши оправдания.

— Но…

Хель отключила передатчик, прежде чем связист успел сказать что-либо еще. Устало откинулась в кресле, глядя на беснующуюся за окном бурю.

Три дня… Слишком долго, чтобы списывать на обычные перебои со связью. Хотя Хель и отдала приказ продолжать пеленг, она уже знала — результата это не принесет. Что-то случилось. Одна из шестеренок отлаженного механизма дала сбой. Вот она — песчинка в часах. Хель пока ее не видела, но точно знала — она есть. И если ее не удалить, весь механизм может развалиться на части.

Чуть помедлив, Хель нажала на кнопку на столе. Не прошло и пары секунд, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился охранник. Высокий парень, с красными от румянца щеками. В его взгляде странным образом смешались восхищение и страх.

— Госпожа начальник станции?

— Вызовите ко мне доктора Рашера, — сказала Хель. — Немедленно.

— Есть! — щелкнул каблуками охранник.

Доктор появился спустя пять минут. Громко протопал по коридору и ввалился в кабинет, забыв постучаться. Запоздало сообразил о своей оплошности и замер, не понимая, что делать дальше — выйти и войти по всем правилам или же остаться в кабинете. Хель выпрямилась в кресле. Рашер застыл, будто взгляд начальника станции пригвоздил его к месту. Или, того хуже, превратил в ледяную статую.

Правой рукой доктор держался за бок, видно, пробежка по лестницам и коридорам стоила ему заметных усилий. Его вызвали прямо из лаборатории, и он не успел привести себя в порядок — стоял перед Хель растрепанный, с всклокоченными волосами, в заляпанном кровью клеенчатом переднике. Виновато улыбнувшись, Рашер пригладил волосы.

— Прошу… прощения, — тяжело дыша, сказал он. — Мне сообщили… меня вызвали…

— Добрый вечер, Зигмунд. Сожалею, что пришлось оторвать вас от работы.

Рашер переступил с ноги на ногу. Хель смотрела не моргая; доктор чувствовал ее взгляд — словно ледяные иглы вонзились в кожу. По спине пробежали склизкие мурашки.